– Понятно, что у тебя гораздо больше, чем двадцать четыре часа, – пояснил Егор. – Но следующая медаль уже месячная, а ты до неё пока не дотянул – пары дней не хватает. Но, в принципе, «24 часа» универсальна. Будь у тебя хоть год, хоть десять лет трезвости, во все эти сроки входит двадцать четыре часа – сутки.

Медаль пустили по кругу. Каждый брал её в руки, произносил пожелания и напутствие Антону, потом тёр её ладонями, заряжая своей энергией, и передавал другому, как в игре в «Колечко» в детстве. Так каждый передал часть своей силы и тепла собрату. И их он уносил с собой.

– Счастливо! Не приезжай сюда больше. – Егор широко улыбался. – Только если в качестве волонтёра. Тогда буду очень рад тебе.

Антон шагнул за ворота. Двадцать восемь дней назад он вошёл в них одним человеком, а вышел сейчас другим. Двадцать восемь дней назад он был готов на что угодно, только бы сбежать отсюда. А сейчас – готов на что угодно, только бы остаться.

В аэропорту ходил кругами вокруг буфета. Ноги сами несли его к стойке. Антон и не задумывался раньше, как много места занимает алкоголь в его жизни, сколько всего он заполнил собой, каким хозяином обосновался. Важная встреча – выпить, провалил дело – выпить, познакомился с девушкой – выпить, скучно – выпить. За дружбу, на помин души, за проводы – выпить, выпить, выпить. И так до бесконечности. Сейчас Антон очень нуждался в поддержке, чтобы не выпить.

– Остановиться за мгновение до чуда, – сказал как-то Егор.

Антон его тогда не понял:

–Как это? Остановиться до чуда выпивки – это не чудо.

Егор рассмеялся:

– Остановиться и не выпить. Чудо – это остаться трезвым, когда до выпивки всего мгновение.

Сейчас Антон повторял эту красивую фразу. Он силой утащил себя в зал ожидания и достал одну из своих тетрадей, исписанных в центре. Зажал, как талисман, в ладони двадцатичетырёхчасовую медаль и вслух сказал сам себе:

– Я не выпью только вот этот один час. Только час. А там посмотрим.

И посмотрел на часы. До вылета оставалось сорок пять минут.

Таня хотела есть. Сегодня её не водили в садик. И вчера. «Наверное, выходные». И оба эти дня она хотела есть. Девочка сидела в своём игровом углу и жалела безногую куклу. Игровом – это когда открывалась дверца шкафа, а на его дне лежали игрушки и то, что от них осталось. Ноги кукле давно отломали. Таня тогда, помнится, просила у отца поправить их, заклинившие: кукла могла только сидеть и никак не хотела выпрямляться. Отец тоже сидел за столом на кухне и не хотел выпрямляться. Он просто взял, отломал пластмассовые ноги и зашвырнул их в мусорку. Кинувшуюся было за ними Таню ухватил за платье и грозно прошипел:

– Только попробуй.

Таня попробовала, но когда родители уже спали беспробудным сном. Она босиком, на цыпочках, по одной половице прошла на кухню. Куклины ноги белели среди груды мусора в ведре. Вытащила, отряхнула, прижала к себе. С тех пор они лежат отдельно от хозяйки на дне шкафа. Каждый раз, открывая шкаф, особенно после волшебства с белым платьем на утреннике, Таня надеется, что ноги чудесным образом прирастут обратно. Другой куклы у Тани нет.

Девочка натянула снизу на туловище куклы свой носок – и получилась Лялечка. Она её баюкала, тетёшкала и кормила.

Сейчас они обе хотели есть. Родители спали. Таня несколько раз пробовала их будить, безуспешно. Вчера она доела чёрствый хлеб и сгрызла оставшуюся в пакете сухую вермишель. Сегодня есть было нечего.

Девочка с Лялечкой в очередной раз отправилась на кухню. Опять проверила шкафчики, как будто в них каким-то чудом могла появиться еда. Открыла холодильник. Там стояла консерва и пол-литровая банка с жиром. Таня подтащила табуретку, залезла на неё, чтобы заглянуть в морозильник. Там что-то лежало. Продолговатое, плоское, покрывшееся инеем. Она отодрала свёрток от дна, вытащила и положила его на стол. Внимательно осмотрела, поковыряла ногтём, пробороздила продольную линию. Это как в троллейбусе проводить ногтём по замёрзшему окну. Можно рисовать кружки, треугольники или снежинки. А ещё однажды мама научила Таню рисовать звезду, не отрывая палец от стекла: надо было только запомнить, где и куда поворачивать линию. А ещё можно подышать на стекло, только если очень сильно приблизить губы, сложить их трубочкой и выдуть тёплый воздух. Тогда на окне появляется глазок, и в него можно смотреть на дома, мимо которых едет троллейбус.