Вера решила, что будет лучше для них обоих не провоцировать более близкие отношения. Ей казалось, что необходимо принять свою судьбу – они встретились после десяти лет разлуки, в нем вспыхнула страсть, и после стольких событий в лагере они стали духовно более близки, но Вера считала, что он покровительствовал ей теперь из-за того, что когда-то питал к ней и ее семье нежность.

Вера всю ночь обдумывала будущее в лагере и все осмысленнее утверждалась, что она не сможет переступить черту, разделяющую их, но и не желает более обижать его. Она успокоилась внутренне, приняв решение держаться с Ларионовым тепло, как она то и чувствовала, но встречаться только по деловым вопросам.

Однако в душе ее уже разрослось другое к нему чувство, и ей было сложно вернуться к прежнему состоянию. Она догадывалась, что однажды жизнь ее станет невыносимой от разрывавших душу противоречий. Мысль о побеге она оставила. Быть может, стоило написать прошение о переводе в другой лагпункт?

Это была безумная мысль, и Вера понимала все ее последствия. Но она хотела расстаться с Ларионовым. Только расставание могло решить дилемму – ей было трудно оставаться с ним сухой, но она была уверена, что любой более близкий контакт с ним приведет к тому, что ситуация станет бесконтрольной и может закончиться новыми трагедиями для них обоих, во всяком случае – болью.

Вера не признавалась, что причиной ее тревоги был страх отчуждения и предательства с его стороны. Возможно, Ларионов не осознавал этого, но Вера именно как предательство восприняла тогда его уход. Она была безотчетно влюблена в Ларионова, и ей так до конца и не удалось преодолеть разочарование. За несколько дней в Москве и на даче он стал ей ближе и дороже всех на свете людей. Ларионов не понял тогда, насколько глубокими и абсолютными были чувства Веры. Приняв ее неопытность за каприз и тоже чувствуя боль и смятение, он предпочел исчезнуть. Невозможность счастливого исхода для него и Веры, особенно после случая с Подушкиным, сделала побег оправданным. А потом стало идти время, и он постепенно все больше отдалялся от Веры, все сильнее запутывался в собственной жизни. Но Вера не знала главного о Ларионове: он никогда до конца не мог позабыть радость, которую он ни с кем и никогда не знал. А с ней узнал.

Вера не понимала, что мужчины и женщины по-разному справляются с болью; ей казалось, что он предал ее, и предал легко. И именно эта видимая легкость была невыносимой. И даже его решимость встретиться с якобы нашедшейся Верой не ослабляла ее упрека. Да и не поехал он! Вере было грустно, что она жила с непрощением, как и то, что он этого не понимал и не знал, и поэтому она решила, что лучший выход для нее – отказаться от него самой.

Жизнь в лагере снова вошла в обыденное русло. Каждый был занят своим делом: дневальные, как обычно, носились по баракам; зэки, занятые на зоне, готовили, стирали, убирали, обслуживали зону, а те, кто работал на лесоповале, каждое утро уходили после побудки и переклички на делянки. Вера, Лариса и Инесса Павловна с разрешения Ларионова подготовили курсы для зэков, желавших получать образование. Вера продолжала прибираться три дня в неделю в доме Ларионова и после уборки или в свободные дни шла в библиотеку и занималась там с группами зэков словесностью.

Ларисе осталось вынашивать месяц, и она уже ходила, немного переваливаясь; у нее сильно болела спина, и Ларионов максимально ограничил ее рабочие часы. Она помогала в бараке, где жили мамки с детьми, готовилась принять на себя вскоре обязанность тоже быть матерью. Она расцвела и казалась полнее из-за небольшой отечности, свойственной женщинам на последних сроках беременности.