Управившись, Лэтылкэк отужинала у неярко горящего очага, в тягостно давящей «на сердце» смутным беспокойством тишине. Ее пальцы рук перебирают кисточки шали из пуха домашней козы, накинутой на плечи – подарка Оськи, русского друга ее мужа. Он только что приехал к Тыгульче, с незнакомым ей русским мужчиной. Перед их приездом, Лэтылкэк собрала, приготовила стол и, кивком головы выразив подобающую покорность мужу, покинула чум. Она нередко участвует в самых разных деловых его встречах, но на этот раз он ей в том отказал категорично: «Состоится, мол, сугубо мужской разговор, касающийся вероятно всей дальнейшей их судьбы». К тому же, поутру он обязан еще и организовать обряд заклания к предкам. Вот уже две недели подвластные её мужу люди на сухинских отогах живут впроголодь и Лэтылкэк, вполне осознавая всю серьезность надвигающегося голода, безропотно повиновалась супругу.

Еще весной, как только по открывшемуся водополью Тыгульча пришел из баргузинского Подлеморья и встал отогом на сухинском мысу, тем же днем к нему явился его давний знакомец Оська. Нет, они еще не были по весне близки как сейчас, дружеские отношения начались с того времени, когда Бабтин, узнав, об утрате тунгусскими рыбаками для рыбалки летней всех сетей, предложил им свои. Условия пользования выдвинул кабальные, но перед тем помог с продуктами и Тыгульча вынужден был согласиться. А дальше как говорится, глубже в лес, больше дров. Бабтин, хорошо осведомленный о золотодобыче его с китайцами, начал оказывать всяческое давление, чтобы составил он такую же компанию еще и с ним. Вот и прибыли Оська с Филантием на отог, для принятия окончательного решения по нетерпеливо ожидаемой ими сделке. Выступая инициатором организации золотодобычи, Осип не сомневался, шуленга будет тому противиться, потому как для него она более чем обременительна. Ранее самые разные вопросы с эвенками, он решал гораздо проще, «не скупился на спиртное». Но с того времени, как сухинских тунгусов возглавил Тыгульча, все во многом изменилось. Спирт теперь в любых деловых сделках с ними перестал служить весомым эквивалентом любых товарно-денежных отношений. Бабтин не привык отступаться, однако он не знал, как в данном случае поступиться. И тут его обнадежил Филонов. «Мол, тунгусы народ лесной, диковатый, как дети наивные и непосредственные. У них невероятно сильны традиции, которые они по-прежнему свято чтут. Тунгусы воспринимают все буквально прямолинейно, а если что и обязуются сделать, то исполняют неукоснительно». Этим Осип и Филантий условились воспользоваться.

Веселым, языкастым пламенем, излучался в этот вечер очаг в жилье шуленги. Тыгульча, сидел на кумолане, сложив под себя по-восточному ноги, когда входная дверь напротив широко распахнулась и в ее невеликих размеров дверной проем, низко склонившись и стесненно продвигаясь, шумно ввалились давно ожидаемые им гости. Оживленно переговариваясь, они, как вошли один за другим, словно выстроились в очередь, так и шагнули встреч встающему хозяину чума. Первый был возрастом лет под тридцать и по-братски обнимая, пусть вскользь, но все ж таки, как и положено по-русски, при рукопожатие троекратно лобызнул Тыгульчу. Его, наполненные небесной голубизной глаза, уже изрядно подернутые хмельной завесой от немало принятого "на грудь", заговорщицки подмигивали и излучали бахусовую благостность человека, несомненно, исключительной смекалки, изощренного хитроумия и отменных деловых способностей.

– Здорово братуха! – приветливо улыбаясь, дохнул сивушно ядреным перегаром Бабтин. Отступив слегка назад, он левой рукой, то и дело вскидываемой вверх, вначале как бы расчесывал всей пятерней свою русоволосую, коротко стриженую голову, а затем с изгибом опускаясь вниз, изменял направление её движения и сжимаемыми пальцами, приглаживал короткую, такой же поросли бороду. Из-под брезентового лабошака, поседевшего от дорожной пыли, привлекаемо броско выглядывает новая чесучовая рубаха. Плисовые добротные шаровары, висло спадающими штанинами, заправлены, в ладно скроенные и умело пошитые ичиги. Они сплошь покрытые, все тем же налетом ездового, рыжевато-серого пыльного буса. Тыгульча, приветствовал друга, куда более скупо в эмоциях.