Слышится легкий всплеск, а следом булькнувший звук воды от погружения концевого груза, и сеть ровно пошла за борт. Ловко и проворно работают в лодке люди, мечущие ее и подгребающие веслами. А сплав, шурша цевками и звучно постукивая о борт гальками обеих тетив, вытягиваясь, медленно погружает в водные глубины ячеистое немудрено-плетенное хлопчатобумажной нитью полотно. И вот за сетевухой мерно покачиваясь, выстраиваются на воде полукружьем наплавы, а под ними подводная такой же дугой полощется ячеистая дель. И понесло сетевой сплав, привязанный ушами к рыбацкой лодке поносное течение, в свободное плавание по-над прибрежными, глубинами Байкала.

– Слава богу, кажись, потрапили! – который раз подносит к челу, щепоткой сложенные пальцы сухинский рыболов Леонтий Меркушов.

Довольно улыбаются, и все еще не отошедшие от волнительного напряжения, только что управившиеся с сетевым заметом его подопечные. Осеняются крестом и многие из них:

– Пособи осподи упромыслить нонче омулька!

– Вчерась по всем приметам фарт тако ж сулило, а што толку порожними с моря вышли.

– Так ить гламно ж потрапить!

– С кем хошь об заклад бьюсь, а нонесь фарт по-всякому должон быть!

– Хы…, хто бы спорил, седни может и взаправду подфартит!

– Подфартит, так ужо истинный бог как след разговеемся!

 Вера и надежда, подкрепляемые многолетним рыбацким опытом, все больше лелеют затаенную уверенность в фарт и удачу. И витают эти неизменные спутницы рыбаков по всей лодке незримо в крылато окрыляющих смешках довольно подуставших рыболовов.

 Случается сеть выбирается и преждевременно, в зависимости от сплавки, удачной или не очень. И все же завершающий, лодочно-сетевой плавеж заканчивается, как правило, где-то в предутренней мгле, перед самым рассветом. А там где он заканчивается, сеть в лодку идет, в случае удачи, словно густо серебром утыканная, подчас еще животрепещущим омулем. И на этот раз действительно, не подвел многолетний опыт Меркушова, и фарт не миновал стороной счастливых от добычи рыбаков. Быстро и сноровисто тянут из воды верхнюю и нижнюю тетивы, с цевками и гальками опытные и не обделенные силой рыбаки. Выщелкивают споро ячейник те, кто отбрасывает, собирает улов или, подбирая, укладывает полотно сети на дощатый лодочный настил. А над ними, с кормовой шакши, все так же высится, как грозовая туча, вездесущий башлык. Его гневные окрики, обильно сдобренные громогласием жутковато отборного русского мата, грозно гремят, разносятся по лодке, подгоняя, то на миг зазевавшегося, то кажущегося ему, не очень расторопного рыбака. Кто-то откровенно побаиваясь, трепещет перед ним учтиво, а кто-то не особо, лишь зло поругивает его про себя, но все как один, выражают беспрекословное подчинение, независимо от того уважают они его в самом деле, или нет. Башлык здесь и сейчас – полновластный хозяин, всех дальнейших их рыбацких судеб властелин.

От мыса Мочище верховым "плавежом" растянулись лодки Ильи Тарбанова заморского бурята, или Абызая, как он представляется нередко, хозяина водяной мельницы хлебных зерновых, выращиваемых земледельцами почти всего низового правобережья реки Селенги, что стоит на речке Сухинской. Родом Тарбанов ольхонский, но лет семь как живет на

левобережье устья этой горной реки, в метрах в ста от береговой линии. В период мукомола на мельницу приезжают хлеборобы не только из понизовья правобережной Селенгинской стороны, но и заморские жители, прежде всего островитяне Ольхона. Дело мельника и рыбака Ильи Тарбанова выгодное, и он нанимает людей на работу, как при больших завозах зерновых на мельницу, так и на весь период промысла летнего рыбного. Работали у него в основном жители бурятского улуса Загза Балдагуевы, Бабушкины, Бахаевы, Буиновы и другие. Но не редко нанимаются к нему и сухинские мужики.