– Дык, в деремне давно ж все знают про ето и ты Давид Ильич, как вижу не без ушей.

– Что так, то так, милейший, но я, не более ж как для уточнения!

– Ну, ежель эдак, то шитай уточнил.

– О, Езус-Мария!.. Да и не в малейшем я сомнение, что ты так дешево его отхватил!

– Сказанул тоже дешево, домишко-то беда как крепко поизношен.

– Всемогущий праведный, что творится на свете белом, если люди твои хотят непременно быть смешными, да разве ж это деньги! – воскликнул Макельский, как из-за угла дома Обросевых вышел неожиданно, точно вынырнул Алексей Власов.

– Кого это мы видим…, какой человек, какой человек! И куда ж Алексей Васильевич с утра пораньше ты навострился? – словно ласточка, обворожительно учтиво пролепетал он.

– К тебе Давидович, к тебе в лавку наведаться.

– Ага…, в кармане по крупному зашуршала наличность, и ты решил перебросить ее мне.

– Кака в эдаку пору у рыбака наличность может быть, кавды Варгузин еван как боронит море, не нуждишка бы, дык повалил я к те спозаранку.

– Убедил, убедил…, я весь во внимание, рассказывай.

– Топоришко у миня на загляденье добренький был, тока крепостью грешил, но в кузню к Мокеичу и стаскал его. Да тот хватил лишка, перекалил холера, стукнул я им шипчее, щека то и отвалилась. А тут как на грех работенка по дому подоспела, дык без топора ж не обойтись, да и гвоздей фунта четыре не помешало б приобресть.

– Васильевич, ну какая работенка может статься у тебя по дому, ты ж у Васьки Болдагуева лет семь уж как махануло, его сторговал, в Сухую перевез, да и давно там все отстроил.

– Все, да не все, тебе ль Илья не знать, свой дом, это ж никавды не кончаема стройка.

– Топор говоришь, щекой обломился…, так ты съезди в Загзу к Дархану, он те и заварит – вмешался в разговор Обросев. Но его тут же нетерпеливо перебил Давид:

– Скажет тоже, съезди, заварит…, это сколько же хлопот! – сверкнув гневно глазами – Имею изложить куда более важное господа мужики, не лучше ли купить новый! – и, ухватившись за рукав, потянул он Власова чуть ли не силой за собой – Идем, идем Алексей без сомнения, у меня где-то там еще один новенький топоришко завалялся.

– «Вот балабол, натрещал, ижно голова кругом зашлась. И слова-то беда как он чудно одно к другому лепит, адали сеть ячея к ячее мастерово вяжет» – удивленно покачивая головой, смотрел Антип в след удаляющимся. Насмешливый и патетично наигранный эпатаж словесности Макельского, разительно отличающийся от сухинского просторечия вызвал у него прилив хорошего настроения. И он, скидывая с плеча последнее, принесенное в ограду бревешко пригодное не более как на дрова, мысленно произнес: «Ладно, хорош гля началу робить…, сходить, пожалуй, чайку, надо будет, однако, горячего пошвыркать».

Сполоснув лицо и руки у колодца в бочке с водой, из которой обычно поливали огуречные гряды, Обросев вошел в дом и скинул с себя верхнюю одежду. В кути, возле жарко истопившейся печи, деловито хлопотала Пелагея. На столе распространяли вкусно запах: пышная стопка оладий и запеканка, аппетитно дразнящая поджаристой корочкой – испеченные в печи только что в глиняных, печных плошках. В трубе, воткнутой в печной самоварник, гудел басовито, мелко подрагивая конфоркой, закипающий самовар ведерный. Дождавшись кипения, Антип водрузил его на стол свистящее попыхивающий белесыми парами. Наполнив кипятком, заварил он в заварнике вместо чая березовую чагу и, разлив по кружкам, забелил томленым молоком. Пелагея, выкатила из печного устья на шесток печеную в кожуре картошку, сложила ее в деревянную чашку и поставила на стол.

За утренним чаепитием Обросевы говорили в основном, что еще можно успеть сделать до летней рыбалки по обновлению дома, в котором прожили больше года. Построенный сто лет назад Филиппом Филоновым долгое время принадлежал он Кирсантию старшему сыну его, но в 1881 году тот переехал на жительство в Оймур. Имущественный же наследователь Кирсантия сын Григорий, то же оймурский житель, владевший сухинской мукомольной мельницей и этим домом, долго не мог их продать из-за отсутствия покупателей. Но с началом массового заселения Сухой, ситуация изменилась и он не без существенной выгоды продал мельницу Илье Тарбанову, а с домом заминка, затянулась еще на пять лет. Вновь прибывающие сухинцы всеми правдами и неправдами как могли, старались строить себе новые дома, Антип Обросев тоже горел желанием возвести новый. Но, на строительство даже небольшого дома, размером: семь на восемь аршин, по самым скромным оценкам того времени тратилось не менее 300 рублей, да половину такой же суммы нужно было иметь еще и на возведение построек разного хозяйственного назначения, без которых крестьянский быт был просто не мыслим. Но таких денег семья Антипа, прожив в Сухой восемь лет, так и не заимела. Когда же Григорий Филонов предложил ему этот старый домишко со всеми необходимыми постройками за 280 рублей, Обросевы, недолго раздумывая, располагая такими деньгами согласились. И Антип существенное его обновил, окладные бревна нижние, а с северной стороны, где-то и выше, сменил на свежие, оконные проемы увеличил на целую четверть в ширину и в высоту, обустроив фугованными колодами, окосячкой и одностворчатыми ставнями. В числе первых из сухинцев в разборные с пазом рамы вставил зеленоватое стекло. И пусть эти окна все еще слабо пропускали в дом божий свет, но в те годы, это уже являлось одним из самых значимых сухинских нововведений.