Зато дураки на свете не перевелись, теперь она сама, пользуясь природной красотой и уроками Тимура, трясла состоятельных дядечек. Помня о сожженной даче, глубоко не вникала в их дела. Так оставалась на плаву, мстя всему миру за собственную глупость, рожденную завистью. Таланты прохиндея-соблазнителя легли на благодатную почву.

Из дневника пациента

История болезни

Дочка родилась знойным летом восемьдесят седьмого года, мы тогда жили в микрорайоне Эльмаш большого промышленного города на Урале. Я наблюдалась в женской консультации по месту жительства, где мне в последние месяцы беременности добровольно-принудительно поставили две прививки от стафилококка. Сказали, будет третья в роддоме либо в стационаре, если положат на сохранение. Уже не помню точно, склоняюсь к роддому. Оказавшись в роддоме, спрашиваю про прививку, доктора округляют глаза, как бы впервые слыша о прививках от стафилококка.

Лето восемьдесят седьмого было не просто жарким, жара и засуха экстремальные. Условия роддома номер четырнадцать, где я рожала, еще более экстремальные, чем жара за окном.

Перед родами я таки легла в двадцать третью горбольницу на сохранение, где о завершающей, третьей прививке от стафилококка не вспомнили. Срок подошел, я не рожаю. Повели в смотровую. Молоденький врач варварски помял живот, после его манипуляций начались схватки. И повезли будущую маму в злополучный роддом на Уралмаш, по месту жительства. Дело двигалось к ночи. Полагаю, доктора устали, возиться со мной им было недосуг. Вкололи в вену сильнодействующее средство, не уточняя названия. Медсестра перед инъекцией пошутила: «За него на черном рынке много денег дают». Типа: «Гордись, какой тебе почет!»

Уснула до утра. Утром тишина, никаких схваток. Я в палате находилась не одна, минимум еще две будущие мамы в схожем с моим положении. Повели нас строем в родовую. Докторша опытная, шустрая, конвейером беременных на кресло, пузырь приспособами рвет, околоплодные воды льются, начинаются роды.

У меня все непросто: пузырь не рвется никак! Эскулапка пыхтит, старается. Насчитала я потом у новорожденной дочери на голове девять кровавых царапин.

Схватки вялые. Боли невыносимые. Родила в три часа дня кое-как.

Ребенок появился в смазке, в пене. Глоток воздуха синими губками схватил, слегка мяукнул и больше не кричит, фыркает только да сопит.

Наконец-то показали: красивая, славная девочка, пятьдесят два сантиметра, и три с половиной килограмма вес!

Дочку на моих глазах помыли, запеленали, оставили фыркать на столе, меня – в родовом кресле. Лежим в большом холодном помещении одни. Мне кажется, проходит вечность. Потом меня на каталку и в коридор. Слышу, между собой медики лопочут:

– Даун… консилиум…

Спрашиваю:

– Что происходит?

– Будет совет врачей по поводу вашего ребенка, – и все.

Я несколько часов лежу в коридоре, хватаю, тереблю каждый проходящий халат. Слава богу, меня увозят в палату. В люльке меня ждет мое чудо. «Все в порядке, перестраховались». Я чуть не поседела, хоть и уверена была двадцать пятым чувством: мой ребенок не Даун.

А дальше и ад, и цирк с конями одновременно. Еще недавно в этом старинном здании, где я только что родила второго ребенка, много лет подряд, точно больше двадцати, располагалось туберкулезное отделение. Старый корпус наскоро побелили, и давай роды принимать! Первого ребенка я рожала в роддоме номер двадцать семь в центре города, не на рабочей окраине, есть с чем сравнивать!

А в этот год, напоминаю, стояла аномальная жара, а водопровод в скоро отремонтированном корпусе не работал. Горячей воды вообще не было, холодной не было почти. Когда меня принимали, в приемном отделении выдали казенную рубаху на десять размеров больше, дыра на дыре, без одного плеча. Так я в ней до выписки проходила. Ноги и остальное после родов в крови, душа нет, и воды в трубах нет. В унитазе воды нет! Руки помыть нечем!