Хотя Тихон сам стал крошить ломтик хлеба в свою миску, остальные предпочли съесть его так. За столом раздавались шмыганье носами да негромкие удары деревянных ложек о миски. Старшие ели не спеша, а в детской миске началась битва ложек за оставшийся борщ, прекратившаяся после сурового взгляда таты.
Тут же заговорила Антонина:
– Тебе, Антон, положила на ночь блин: сегодня Марфа блины пекла из темной муки, я у нее одолжила два, один оставила на завтра.
Вдруг раздался хныкающий голос Ильи:
– Я хочу блина!
Горестно вздохнула Антонина:
– Тебе оставила немного молока, а блин будет на завтра.
– Ты с ними меньше нянчись; уже не маленький, пора свиней наниматься пасти. Антон скоро коров пасти будет, тогда и хлеба будет вдосталь, а сейчас как есть, – без раздражения произнес Тихон.
Он вышел из-за стола, перекрестился перед иконой; встали и все остальные. Дарья отправилась готовить постели, а Антонина дала сыну холщовую сумку и перекрестила его.
Антон с отцом вышли во двор.
– Ты смотри, сын, не гони Рыжего да и не держи долго там; только, смотри, путай его, чтобы ноги не натер, – завтра много будет работы, – продолжал напутствовать сына Тихон.
В это время мимо двора проскакали несколько лошадей.
– Не первый раз, тата, в ночное еду. Ну, я поехал. – Он вывел коня за калитку, ловко вскочил на Рыжего и пришпорил.
«Сколько ни говори, а все равно будет погонять и в галоп поскачет», – с грустной улыбкой подумал Тихон о сыне, направляясь в хату.
Множество разных историй связано с пастбищем лошадей в ночное время, в обиходе называемом кратко «ночное». Раньше собиралось в одном месте до двух десятков лошадей, а таких мест на всю Новую Гать было три-четыре, все они были связаны с количеством улиц в деревне и наличием пастбищ. Каждый двор сам старался пасти своего коня в ночном, определяя для такой, казалось бы, несложной работы из мужской части семьи подростка, который мог самостоятельно влезть на лошадь и править ею; реже – парня постарше. Случалось, выезжал и сам хозяин, у которого были только дочери или пастух отъезжал по важным делам. Из пастухов образовывались компании, в них негласно определялись заводаторы, или, как их еще называли, командиры; они и устанавливали очередность осмотров табуна ночью, поддержание костра, обустройство ночлега на случай непогоды. Все пастухи их слушались – мало ли что может случиться: лошадь растреножится и отобьется от табуна, зверь вдруг появится неподалеку. Тогда все помогали друг другу. Да и поспать надо, ведь каждый из них рано утром, возвращаясь на свой двор, включался в определенную работу.
Самый захватывающий момент в ночном – проскакать на лошади верхом и непременно в галоп; а когда те наездники на миг потеряют головы, тогда держись – начнутся скачки, только ветер свистит в ушах. Лошади тоже взбодрятся. Скачут наездники, не ведая тревог, а тут тебе препятствие. Лошадь сразу пытается его преодолеть, а наездник не готов к такому повороту дела, и тогда летит он на землю кубарем. Иная лошадь приостанавливает свой бег, а другая, обученная, возвращается к бедолаге. А если скачки среди деревьев, тогда жди беды – снесут низкие ветки наездника на землю или исцарапают спину и все тело. Как только ни уговаривали, как ни наказывали родители своих чад – не помогало. После образования сельхозартели мало осталось дворов, держащих лошадей, в основном те, кто не вступил в артель, – единоличники; вот они и гоняли лошадей в ночное. Зато появились табуны артели, их досматривали и пасли конюхи; отдельно паслись лошади кулаков-мироедов, там и пастух свой.