Антон ненадолго пустил Рыжего в галоп, не стал подгонять его, и тот, пофыркивая, побежал рысцой. В эту ночь собрались пасти в лесу недалеко от урочища, которое называлось почему-то Гнутым. Оно тянулось неширокой подковой вдоль бора. Место было низкое, весной там раньше всего появлялась сочная трава, и сейчас она пока оставалась светло-зеленой. Было здесь и неудобство: урочище поросло тонкими осинами и березками, среди которых плохо просматривались кони; правда, стреноженной лошади приходилось с трудом перемещаться по такой местности.

Антон стреножил Рыжего, снял уздечку, почесал его холку, отчего тот стал тереться ноздрями о пиджак, видимо, выражая хорошее расположение к хозяину, вызывая у него улыбку. На этот раз собралось десяток лошадей, а Антон оказался самым старшим среди пастухов, он и взял роль заводатора на эту ночь.

Эта «должность» к нему пришла давно, еще во времена, когда он вместо учебы в школе начал пасти свиней на выгоне. Он, на зависть старшим товарищам, метко сбивал небольшим кием колышек, который оберегал «пастух» при игре в «пекаря», переходя от одной линии к другой, и тем самым не оставлял «пастуху» никакого шанса вернуться в поле.

Однажды он заигрался и забыл о свиньях и младшем братике, который пытался потрогать маленького поросенка. И на него бросилась разъяренная свиноматка. Тогда двухлетнего Илью спас меткий удар Антона палкой по ее раскрытой пасти; затем он тут же со страшным криком бросился к ней, выхватывая братика за сорочку из ее зубов. Тот поступок вознес Антона среди сверстников в заводаторы. А тата, вспоминая все прегрешения незадачливого сторожа, когда свиньи похозяйничали в чужих огородах, и за случившееся с Ильей отходил ремнем так, что ему приходилось с большой осторожностью садиться за обеденный стол – так болело мягкое место.

Был у Антона самодельный острый ножик, отточенный у Кузьмы в кузнице, где ему позволялось крутить большой наждачный круг. Хотя и муторное это было занятие, длилось оно нестерпимо долго, зато кузнец разрешил Антону настоящим молотком ковать раскаленный до желтизны прут, из которого получилось приспособление для обдирания лозовой коры и лыка с молодых деревцев липы. Мастерил тем ножиком Антон из небольших прутиков липы свистульки, издавая ими настоящие соловьиные трели, восхищая взрослых и сверстников. А получить свистульку Антона было непросто, тут шел настоящий торг: пускались в ход еще совсем недозрелые яблочки, сворованные из куриного гнезда яйца, тоненькие, еще безвкусные, вырванные из грядки морковки. Попадало за такую коммерцию и Антону, и жаждавшему сделать тот свисток. Проходило дней пять-шесть – забывались свистульки, кора плохо отходила от дерева, да и засыхала она быстро, и уже не получалось соловьиных трелей.

Наступала пора сенокоса и окучивания картофельного участка. У взрослых рабочих рук не хватало, и ложились многие посильные и непосильные работы на детские, еще не окрепшие плечи. Стояли погожие июньские дни; потянулись на болото семьи. Кто повзрослее, шел помогать сносить копны сложенного сена для стогования, а у кого мужского племени не было или были возрасту так себе, как Антон, приходилось их брать в немногочисленную и не очень крепкую физической силой женскую команду Антонины с Дарьей. Проверялся такой помощник вначале на сушке скошенной травы.

С рвением взялся Антон за нехитрую работу, да быстро запыхался: ясное дело, и грабли не так держит, и замах ими делает высокий, и тянет их двумя руками, силы растрачивает. Наблюдает за сыном Тихон, ничего не говорит ему, ждет, когда усердие у того иссякнет. Не пришлось ему долго ожидать, чаще стал Антон останавливаться, ладони о штанишки тереть. Понятно, натер их граблями, того и гляди волдырь появится. Дает Тихон команду: перекур. Удивляется Антонина, возмущение высказывает – мол, с перекурами сено убирать будем целую неделю, а там в лесу черника созревает. С виноватым видом приседает на траву Антон. Горит у него ладонь, ее бы водой смочить, да не хочет он слабаком в глазах Дарьи и родителей выглядеть, виду не подает, что больно. А Тихон носовым полотняным платком кисть руки себе обвязывает, просит Антонину помочь да и предлагает Антону такую повязку сделать, вроде так в руке сила дольше сохраняется. Увидела Антонина ладонь сына, заохала и вскоре на руке Антона смастерила подобие рукавицы. А Тихон взял грабли да так ловко ими траву подсохшую перевернул. Не тянет он ее на себя, а подбрасывает чуть вверх, и она сама переворачивается. И снова все впряглись в работу.