Ту девицу звали Любашей, это он узнал, когда они трапезничали вместе со слугами барина. А после работ рядом со стойлом лошадей, где сено хранилось, начали места готовить для ночного сна. Несет Любаша шубы овчинные; кинулся ей Антип помогать, так вместе они разложили по сену тулупы и еще принесли, чтобы укрыться. Раскладывает Антип тулуп, и соприкоснулась его рука с рукой Любаши; сели они и друг на друга смотрят, а в глазах искорки мерцают. Не помнит, как обхватил он Любашу, она прильнула к нему, да сразу руками оттолкнула и прошептала: «До ночи подожди», – и убежала, а у Антипа голова кругом пошла.

Быстро наступила зимняя ночь, а с темнотой крепчал и мороз. Легли обозники спать на приготовленные постели – на удивление, несмотря на мороз, было тепло и даже душно. Задремали уставшие путники, а Антип лежит, глаза открыты, чуть дурманит его запах душистого сена. И видится ему образ той заливисто хохочущей девицы, Любаши. Крепко спят его сподвижники, а к нему сон не идет, слова ее всплывают в памяти: «До ночи подожди».

Не мог он больше ждать, подхватился, и понесли его ноги в сторону постройки, где прислуга почивала. Только он остановился у двери, как навстречу ему укутанная в теплую шубу Любаша выбежала, схватила за руку, палец к губам прикладывает, велит молчать. И оказались они в небольшой каморке, на полу которой поверх сена была устроена мягкая постель. И дальше ничего не помнил княжеский обозник. Несколько раз он намеревался уйти от Любаши, дабы не навести на нее и себя беды, да снова наступало забытье. Под самым рассветом провела Любаша Антипа к его сподвижникам, а сама словно растаяла в морозной мгле.

Коротким был сон Антипа. Поднимались обозники нехотя – под шубами тепло, не хочется на мороз выбегать, а надо. Раздался требовательный голос старшего, да и желудок требовал пищи. Антип ходил сам не свой, пришлось даже на него покрикивать, когда привлекли обозников к разгрузке сена, которое привезли мужики на санях. Растерянно блуждали его глаза, искали Любашу, аж дрожь по телу шла. Мысль пугала: как вести себя, если увижу ее? Привычная работа успокаивала, приносила воспоминание о своем подворье в Повалихе и вызывала в душе неприятный холодок.

Жарко стало обознику, сбросил он зипун, и вспыхнула в нем ярость, которая гнала прочь возникающие образы Аксиньи, дочерей… Не видел Антип, как с любопытством наблюдали за его работой холопы с обозниками и восхищались его силой и ловкостью, среди них и Любаша. Кто-то в шутку прокричал:

– На обед зарабатывает!

А другой насмешливый голос поддержал шутника:

– Так ему же и надо, что тому мерину, не меньше!

Раздавшийся хохот охладил Антипа. Он окинул взглядом хохочущую ватагу и увидел среди нее Любашу, застыл на мгновение, которое снова перевернуло все внутри и словно обожгло все тело. Всех стали звать на обед. Переговариваясь, работники двинулись в сторону постройки для прислуги да приостановились. На крыльцо вышла женщина в богатых одеждах, ее под руку поддерживала молодая женщина. Первое, что пришло на ум Антипу: «Тучна она, на нашу попадью смахивает».

Кто-то рядом прошептал:

– Так это наша барыня на прогулку изволила выйти, не дай бог ей на глаза показаться.

И все дружно в молчании покинули двор. Обозники негромко обсуждали барыню и сходились в одном: живут в этом поместье не хуже, чем у нашего князя, который ищет поддержки и помощи у московских князей.

Засопел старший обозник – не по нраву ему слышать такие разговоры – и высказал страшную для Антипа весть:

– Завтра поутру обозом отправляемся дальше.

Остальная трапеза шла в молчании.