Пересохло в горле Антипа, попросил он воды попить. Пока пил, пошло обсуждение услышанного, а хозяин не хочет уступать первенство в своей хате и продолжает. Мол, был среди слуг разговор о русинах с далеких земель, которые живут с медведями на одном подворье, приручают их, и те помогают им в хозяйстве; да и сами люди на медведей смахивают. Сам таких не видел, а разговор был.

Уже не один огарок был отложен у подсвечника, а конца беседы не наблюдалось. Да зевнул сосед Антипа и молвил:

– Давайте по подворьям расходиться. Человек с такой дороги вернулся, отдыхать ему надо, да и нам пора спать, завтра день не праздный. Только скажи, а жиды в тех местах проживают?

– А где их нету? Правда, меньше их там – видно, холодов боятся.

Заулыбались, зашевелились люди, и начала пустеть хата Антипа.

Заскучала Аксинья, появилась внутри тревога. «Устала я, – подумала она, а сердце говорило другое: – Изменился Антип, какой-то он не такой, как раньше был, даже не обнял меня, как появился на подворье…» А как забилось сердце, когда увидела мужа! Все внутри запылало, а встреча прошла холодно, как будто они только вчера расстались. «Может, это потому, что сразу люди потянулись сюда? А на людях зачем свое счастье показывать», – так тешила себя Аксинья, пока муж не затушил свечи. Только дальше произошло все обыденно; не почувствовала она силы Антипа, не обнял он ее, как раньше. Неожиданно раздавшееся рядом его посапывание приносило успокоение, а мысли искали оправдание такой встрече. Конечно, он устал. И из глаз почему-то покатилась непрошеная слеза. Только к утру сморил ее сон.

Потекла на подворье Антипа другая жизнь. Каждый день приходили люди послушать хозяина, но постепенно их становилось все меньше. А деревня, словно потревоженный улей, обсуждала сказы путешественника о русинах-московитах, и обрастали они небылицами, дополнялись слухами и своими умозаключениями – мол, от тех людей добра ожидать не стоит. Да и разносились по окрестным деревням и хуторам.

Не все рассказал Антип, видно, память у человека так устроена. Много увиденного и услышанного исчезает, будто и не было.

Намеренно утаил он сказ о Любаше, холопке знатного барина, в подворье которого остановился их обоз. Постройки добротные, из толстых бревен рубленные; красота вокруг невообразимая, солнце светит, морозно, все в снегу, деревья в инее – сказка, да и только. Расставляют коней, раскладывают поклажу куда велено, суета кругом. Только на душе у Антипа радость и восторг, дышится легко, воздух такой, что пить его хочется, а руки дела требуют, работы просят. Помогают обозникам и местные холопы, как их назвал приказчик барина, а среди них молодые девицы. Одна очень приметная своей хваткой в работе, а больше станом своим.

Приглянулась она Антипу, екнуло его сердце, и обмерло все внутри, глаз не может от нее отвести. А она со своими подружками разговаривает и задорно смеется, да так, что смех эхом на всю окрестность разносится. Засмотрелся обозник на холопку. Подошел к нему старший обоза и приказал большой тюк в палаты поместья нести. Тюк тот два дюжих мужика с трудом поднимают, а Антип схватил его, забросил на плечо, несет, словно перину, мимо девицы. Та посторонилась, внимательно посмотрела на силача да и снова смехом залилась. Пошла та девица впереди Антипа, показывая, куда ношу в покоях уложить. Ступает небарака по тесаному полу, не дышит. Уложил тюк, взглянул на девицу, встретились их взгляды… Закружилась голова у Антипа, словно стоит он в небесной выси, как вдруг послышался чей-то голос, который и вернул ему ум и сознание. Оказалось, это их старший требует пошевеливаться да быстрее с обозом управляться.