Остановился Антип, сам с собой начатую с Яном беседу продолжал: «И что за люди здесь живут, эти русины-московиты? Бедные, а радуются как дети, весело смеются, счастьем своим делятся».

– Чего стал, забыл что-то? Так назад дороги нет, разве что через год-другой сюда трапим20. Впереди еще дорога долгая, к ночи, даст бог, до ночлега доберемся. Давай поуправляй конем, а я ноги разомну, – раздался голос Яна.

Наскучила белизна снега; уже не так резво идут лошади, чаше слышно понукание; съедены припасенные в карманах кусочки хлебушка. Чаще окутывает дремота, сами ни с того ни с сего веки слипаются, несмотря на подкрадывающийся к ногам холод. Нет никакого желания вставать и идти рядом по снегу. В такую минуту лучше затеять разговор.

Его начал Ян, ему не впервой ходить с обозом:

– Дни наши, как мы в дороге, не сосчитать, а мы еще и половину пути, может, не прошли до земель московского князя. Только недавно Киевские земли закончились.

Нехотя вступил в разговор Антип:

– Да никакой меры этим землям нету, не придумали ее люди еще.

– Вот тут и смекай нашему князю, как ему быть, к кому прислониться. Шляхта рядом, так и вертится под ногами. До польского короля рукой подать, а до московских князей не докричишься, не дозовешься их; а если они свои дружины направят, придут они в пустые голоса, – закончил сказ Ян.

Молчит Антип, его окутывают думы о своем подворье. Много он уже люду разного повидал, есть с чем сравнить свою жизнь. Там казалось, что шляхта богаче всех живет, достаток у нее есть, а оказывается, чем ближе к королевским землям, тем они еще богаче. А в этих местах одна голытьба, не считая княжеских слуг, городских жителей да поместья барина. И с раздражением продолжил разговор:

– В наших землях силу шляхта набирает, они панами становятся, нас за людей перестают считать. Батраки мы для них. Да и вера у них другая. Вот тут и думай, к кому прислониться. Князья с королями договорятся как-то, – вздохнул Ян, цокнул и тут же хлестнул вожжами лошадь. Та попыталась перейти на бег, но затем двинулась мерным шагом.

Начинало смеркаться; пора бы уже к месту отдыха прибиваться, да не слышно голоса старшего обоза.

– Я так скажу: куда наш князь пойдет, туда и я. Куда мне деться, какой-никакой, а притулок21 за ним есть. Насчет шляхты ты это верно сказал, не считают они нас за людей, – и Ян замолчал.

Позади послышался топот копыт, и мимо саней проскакали два всадника с криком:

– Давай пошевеливайся, версты через две будет ночлег!

Сгущались сумерки; причудливым у дороги становился лес, словно там притаились неведомые страшные злодеи, готовые в любой момент напасть и утащить в глухую чащу.

Ян, перекрестившись, произнес:

– Скорее бы, лошади уже подустали, – и замолчал.

Натужно дышат лошади, вторит им скрип полозьев. В такую минуту и говорить особо нет желания, но и молчание тяготит. Не выдержал Ян:

– Говорят, вера есть православная. Всё как у нас, и церкви те же, только подчиняются они католическому папе римскому. Но не католики они и не шляхта. Так сейчас княжеские слуги ведут разговоры, мол, может стоит ту веру принять, Бог-то один.

– Куда поп, туда и его приход потянется. В церковь-то ходить надо, а иначе безбожье будет, беда придет. Конечно, найдутся такие, что душу шляхте отдадут и в костел пойдут, – поддержал погонщика Антип.

Вдалеке послышался лай собак, веселее стали перебирать ногами уставшие лошади. Антип принялся разминать затекшие ноги. Все почувствовали приближение долгожданного жилья, где можно обогреться, поесть горячей пищи. Впереди была еще длинная дорога, многое ожидало – и разор, и буйные драки, и разбой, и долгие разговоры с Яном. И не раз Антипу вспоминалась Любаша.