Перед застольем гости в сопровождении то Савелия, то Макара чинно обходили строения, восхваляя хозяев и мастеров, сравнивая со своим хозяйством и внося, где в шутку, а где всерьез, предложения для дальнейшего совершенствования сделанного. Больше всего похвал получил Савелий. Он отнекивался, пытаясь сказанное перевести в шутку, а восхвалявший указывал на еще большие его мастерство и умение.

С сияющим лицом Савелий продолжал отнекиваться, а потом махнул рукой и добавил:

– А как же, старался все аккуратно делать. Мои годы уже немалые, может, уже больше не буду за такие дела браться. Тяжеловато уже лазить наверху да бревна катать, начну-ка я валенки валять.

Тут же раздались голоса гостей с просьбами свалять для них и как можно скорее. Рассмеялся Савелий, хотел ответить, да Ганна и Антонина позвали садиться за стол. Разговоры и споры затихли; гости стояли стеной вдоль уставленных едой столов, ждали хозяев.

Шумное празднество проходило целых три дня, желающих сказать доброе слово, поздравить с праздником было без счета, и всем всего хватило, каждого приветили и отнеслись с уважением.

Сразу после праздника похолодало, задул северо-западный ветер, подморозило, и закружились снежинки: природа затевала свой новый виток, вселяя в души людей надежду на благополучие и размеренную жизнь.

Невеселые вести приносила затянувшаяся война. Приберегали собранный урожай мужики, не хотели везти в уезд на продажу, а там товары дорожали, чувствовалось беспокойство, высказывалось недовольство. Чаще можно было видеть заезжих людей из Поречья, которые провозили тайком на обмен скобяные изделия, которые изготавливались на небольшом заводе, а взамен просили муку, картошку, сало. Бывало, у церкви и у лавки еврея Иммануила разворачивался настоящий торг, похожий на базар. Не нравилось такое мероприятие попу Василию и Иммануилу. Обычно они не очень уважали друг друга, а здесь объединялись и пытались прогонять приезжих, да не получалось, не поддерживали сельчане такого их намерения.

В ту зиму после Рождества переехал Тихон с семьей в новую хату. Задымила печная труба над крышей, возвещая о тепле в жилище и о своем хозяйстве. Отец корову и лошадь дал, курей с молодым петухом, Савелий двух овец привез и барана; от других родственников передали поросят, а запасы сена были заложены уже с осени. Забегали за водой к колодцу то молодая хозяйка, то хозяин; в радости начиналась их жизнь на новом подворье.

В один из дней несмело зашел на подворье к Тихону сосед Тимох. Раньше они перекинутся словами да и пустятся бегом заниматься своими делами, не вступая в разговоры, а сейчас здесь было подворье, на котором был настоящий хозяин, и это хорошо понимал сосед. И ему хотелось с ним налаживать дружбу, примерялся, с чего бы начать разговор. Тимох считал себя человеком грамотным и сведущим во многих делах, мог дать толкование многим происходящим событиям, а сейчас ни один разговор не обходился без обсуждения войны и дел на фронтах. Только надо было как-то подступиться к такому деликатному вопросу. И он возник неожиданно.

Поздоровались соседи, присели перекурить. Хотя Тихон не очень баловался таким делом – маленькая дочка не терпела табачного запаха, – решил соседа поддержать и спросил:

– Ты, Тимох, табак покупаешь или у тебя самосад?

Тимох аж поперхнулся от такого вопроса и, откашлявшись, уверенно изложил на него свой взгляд.

– Да кому же сейчас придет в голову табак покупать? Его же германцы делают и нам тайно завозят, наживая несметные барыши. Да чтобы я помогал германцам, да ни в жизнь! – выпалил с некоторым возмущением сосед.