Тут раздался голос соседа по кличке Зусь.

– Ты бы нам по чарке налила, а то всё семечки, уже зубов нету их лузгать, – завел он предвечную свою песню. Мало кто знал его настоящее имя, для всех он был Зусь.

– Побойся Бога, пост же, – с негодованием ответила, уходя, Ганна.

Иван Лабудь поддержал ее:

– Одну чарку опрокинешь – другую захочешь, а там, если у кого меры нет, уже развезло, и понеслась душа в рай.

Тут же с недовольством высказался Зусь:

– Ты, Иван, один у нас на всю Новую Гать правильный!

Может, он и дальше упрекал бы Ивана, но его перебил Савелий. Он приподнял руки, хлопнул ладошками по коленям, и сразу все с удивлением посмотрели на него.

– Ехал сюда по шляху и такого страху натерпелся, не дай бог. Проезжаю мосток, что в начале Тесоного, там кусты слева-справа. Выскакивает из кустов один в военной форме, потом второй, за ним третий, и все с оружием. Ну, думаю, пропал; да как хлестану коня, он в галоп. Оглянулся назад, а их там, может, человек десять стоит, и целятся из винтовки!

В хате наступила тишина. Первым не вытерпел Макар:

– И что, по тебе стреляли?

Савелий обхватил голову руками и стал показывать, как он лег на санях и ничего не слышал, только добавил:

– Может, и стреляли.

Рассказ Савелия не располагал к обычному разговору, наоборот, нагнал на слушателей страху. Каждый из них втайне подумал с опаской: «А если те вояки заявятся на мое подворье? Они же с оружием и могут забрать, что им вздумается!» В такой ситуации было не до разговоров.

Но все неожиданно повернул Иван. Он в деревне числился в середняках, имел большую семью, почитался человеком грамотным и рассудительным. Грамоте учился в уезде, в молодые годы работал там на железнодорожной станции, да приболел немного, а тут и отец занемог. Он вернулся в деревню, женился, и пошли один за одним дети. Встал он на ноги, обзавелся хозяйством, и не проходило почти ни одного значимого события в деревне без его участия: он мог вести разговор на любую тему, а когда его кто-нибудь с ехидством спрашивал, откуда он это знает, отвечал, что так сказано в Писании. После таких слов устанавливалась тишина, и вопросов больше не возникало.

Иван многозначительно кашлянул, привлекая к себе внимание. Один Зусь посмотрел на него с недоверием – мол, знаем мы тебя, опять начнешь тень на плетень наводить.

– Еще не такое будет, не зря Николашка от трона отказался. Война уже почти четыре года идет, да такая война, а нас, считай, она и не тронула, не стреляют у нас. А когда это было так, чтобы через наши земли какой-либо чужеземец не проходил? Туда – к Москве идут, потом назад их гонят, и всё через нашу местность. Ох, сколько здесь войн перебывало.

Притихли мужики, уже и про жуткий рассказ забывать стали, слушая Ивана, даже Зусь рот приоткрыл. А Лабудь окинул взглядом своих слушателей и дальше закрутил:

– В Писании сказано, что эта война продлится еще не один год, голод будет и по нашим местам военных пройдет не счесть сколько. Царь это все знал от своего придворного Распутина, да попал под царицын каблук, вот и кончилось его царство. Если у кого хозяина на подворье нету, жди там разора. – Иван замолчал, взял со стола семечки и начал их лузгать.

– Так что же это за военные, которых Савелий на шляхе видел? – забеспокоился Макар. Он как-то мало доверял рассуждениям Ивана насчет войны в здешних местах и голода, а больше опасался, как бы те военные не забрели на его подворье.

– А ты знаешь, Макар, сколько сейчас с оружием дезертиров ходит? Может, миллион! Я слышал, как об этом поп Василий с урядником разговаривали. Даже, бывает, разбоем занимаются, – последовал ответ Лабудя.