– Я сам сопровождал ее сиятельство в дом Вяземского, – с замирающим сердцем выдохнул прапорщик.
– Я не нахожу слов назвать ваш поступок, – проговорил огорошенный его признанием Золотницкий. – Ему нет имени! Я возмущен представшим на мой суд зрелищем: офицер с до сих пор безупречной репутацией, вдруг напрочь лишившись рассудка, готов пустить прахом карьеру, рискуя пополнить ряды арестованных.
Прапорщик понуро опустил повинную голову. Смерив его презрительным взглядом, поручик посмотрел уже на замершую девушку.
– Мадемуазель имела встречу с князем Вяземским?
– Я виделась только с его дочерью, – едва оправившаяся от потрясения их неожиданной встречи, тихо ответила Ольга.
– Что же стало поводом, побудившим тебя отправиться в гости к опальной княжне? – не сводил с нее пытливых глаз Золотницкий.
– Господин прапорщик передал мне просьбу о встрече, – осторожно подбирала слова Ольга.
Поручик снова обернулся к подчиненному.
– Просьба ее сиятельства была передана на словах?
– Нет, Софья Вяземская адресовала подруге письмо.
– Вашему благородию известно о наших отношениях с Софьей, – поспешно вмешалась в представлявший для нее опасность диалог Ольга. – Подруга просила о словах утешения, и я не смогла малодушно отказать ей в этом.
– Мне известно, как напугали тебя взбудоражившие столицу события. Ты буквально бежала сюда, в безопасную глушь, разорвав отъездом отношения с кем бы то ни было. Пойми меня верно, Оленька, я не виню тебя в малодушии. На мой взгляд, такое решение заслуживает только похвалы. Зачем же ты изменила ему? – пронзил его испытывающий взгляд охваченную страхом разоблачения девушку. – Что заставило княжну Вяземскую, презревшую благородство, убедить тебя броситься ей на помощь? Где письмо?
Ольга едва дышала: прочти он написанные обреченной рукой Софьи строки – ее судьбою станет Сибирь. Исполненный мольбы взгляд обращен к прапорщику. Письмо хранилось в его планшете. Лишь в безраздельной власти обещавшего княжне помощь офицера была сейчас вся ее жизнь.
Ее взгляд заставил последнего замешкаться с ответом. В его памяти воскрес образ погруженной в грезы княжны, той, какою он видел ее накануне, далекой от измученной болью и неизвестностью.
Прапорщику стало не по себе. Осознав, что он – спасение девушки, жандарм поспешил упредить подозрения поручика:
– Ваше благородие, в послании несколько пустячных строк. Я лично прочел его и не нашел ничего, что заслуживало бы внимания.
– Я должен видеть письмо, – настаивал Золотницкий. – Мне важно знать, какие именно пустячные, на твой взгляд, Ярослав, строчки заставили уединившегося ото всех человека, позабыв обо всем, помчаться на встречу с подругой, с кем и в лучшие времена они зачастую обменивались лишь записками с оказией. Где письмо?
Простодушно считающий, что безобидный текст письма развеет подозрения его начальника и послужит оправданием княжны, прапорщик вынул из планшета конверт.
Нетерпеливой рукой Золотницкого извлечен лист.
– Как трогательно, – ухмыльнулся поручик, – что княжна благоволила вспомнить и обо мне.
Он швырнул листок на стол, вынув из прибора карандаш, подчеркнул в письме несколько слов.
– Взгляни, Ярослав, каким занимательным способом две светские барышни скрывают крамольные мысли от чужих глаз, – едко произнес он, протянув письмо заинтригованному прапорщику.
Опешившему жандарму известное чуть ли не наизусть послание предстало в ином свете.
– Я не подозревал, что в письме скрыто иносказание, – пробормотал он, подавленный открытой ему истиной.
– А моя немногословная гостья это знала, – язвительно заметил Золотницкий. – Некогда я лично обучил мадемуазель полезной, как оказалось, тайнописи. Нуте-с, моя дорогая, – глянул он на испятнанную волнением Ольгу, – о каких бумагах пишет Софья Вяземская?