Щиколотка выскользнувшей из стремени ноги, очевидно, ушибленная при падении, припухла. Серьезно обеспокоенный корнет снова поднял глаза на конюха:

– Седлай лошадь и что есть духу скачи за доктором.

– Не стоит, – пыталась остановить его девочка.

Осекшаяся под не терпящим возражений взглядом, она понурила голову:

– Я снова стала причиной обременительных хлопот, – молвила виновато. – Ты, должно быть, уже жалеешь о том, что я осталась в усадьбе, – смолк ее подернутый горечью шепот.

Олег опустился рядом с ней в примятую копытами траву. Его ладонь с нежностью коснулась детской щеки.

– Посмотри на меня, – увещевал поникшую княжну ласковый голос. – Разве смею я пенять другу? – спрашивал корнет еще влажные от слез, но уже ожившие глаза все же поднявшей голову девочки. – Разве может быть забота о нем в тягость? Твое согласие остаться здесь – мое первейшее и главное желание, – торопились рассказать о сокровенном его уста, – и я обещаю, что больше не дам тебе повода усомниться в этом, – заверили они. – А теперь обними меня, – улыбнулся утешенной девочке, по-рыцарски встав перед ней на колено, Олег, – я помогу тебе добраться до дома.

Воспрянув духом, та обвила руками шею ее благородного кавалера. Легко подхватив почти невесомую для его мускулов ношу, корнет снова непринужденно улыбнулся:

– Второй день вынужден носить тебя на руках, но, должен признаться, мне это чертовски нравится.

Приехавший час спустя доктор нашел гостью князя в постели. Прислуживающая Даша то и дело меняла на отекшей и горячей щиколотке девочки уксусные компрессы.

Наслышанный о происшествии от конюха врач принялся за осмотр больной.

– Перелома нет, – спустя несколько минут успокоил он ожидавших вердикта мужчин. – Княжна потянула сухожилие. Рекомендую согревающий компресс, свинцовые примочки, тугую повязку и постельный режим, и через несколько дней ее сиятельство сможет снова попытать силы в науке верховой езды, – ободряюще усмехнулся доктор девочке. – Только в этот раз под бдительным присмотром, – погрозил он ей шутливо пальцем. – В этом вы, Олег Александрович, – обратился врач к облегченно вздохнувшему корнету, – как никто лучше пособите барышне: слава первого наездника в округе давно за вашим благородием.

Тот многообещающе подмигнул обрадованной Ольге.

Проведший тревожную ночь князь утром заглянул к внучке. Та не спала, с отрешенным взглядом сидя на постели в высоко поставленных подушках.

Оживленно обернувшаяся к отворившейся двери, увидев деда, она снова поникла, обманутая в своих надеждах.

Удивленный взгляд князя остановился на принесенном по его приказу полчаса назад серебряном подносе с завтраком. Остывший бульон, не тронутая овсянка, пригубленный чай, в недвижных пальцах девочки – истерзанный кусок рафинада.

– Ты ничего не съела, – обеспокоенный князь присел на край постели. – Нынешняя стряпня моего повара тебе не по душе? – заглянул он в безучастные глаза внучки.

– Все вкусно, – через силу улыбнулась та, – только есть совсем не хочется, – пояснила она, извиняясь.

– Вчера у тебя был отменный аппетит. Что-то случилось?

– После визита доктора он больше не навестил меня, – едва слышно выговорила Ольга вслух гнетущие ее мысли.

– Олега нет в усадьбе, – тронутый причиной ее горя, не сразу признался Михаил Александрович. – Вчера пополудни он пожелал спешно уехать в Москву.

– Поделом мне, – услышал он в ответ сокрушенный шепот изменившейся в лице внучки. – Своей взбалмошной выходкой я все-таки разочаровала его.

– Оленька, – теплый голос князя, порывисто прижавшего ее к груди, торопился заглушить ее бичующую себя совесть, – в своих чувствах к тебе Олег не переменился.