Субцивилизация (записки лагерного садовника) Александр Игоревич
Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.
ПРОЛОГ
«Тук… тук… тук…» – деревянный молоток-киянка в руках человека, облачённого в тёмно-синий камуфляж, умело и старательно выбивает ритм, пробегая по железным решёткам на окнах, засаленным стенам и истёртым половицам. "Техосмотр" не менее двух раз в день в ходе контрольных проверок и обысковых мероприятий (шмонов) – привычная и обязательная процедура на предмет подпилов, подкопов и порчи казённого имущества обитателями казённого же "дома", именуемого простым и страшным словом – тюрьма…
Этим словом издавна обозначают не только специализированный вид учреждений системы исполнения уголовных наказаний. Оно стало синонимом понятий «неволя», «изоляция от мира», и им собирательно-нарицательно называют все многочисленные типы и виды «казённых домов»: и следственных, и исправительных, и всех прочих. Иными словами, тюрьма – это сокрытый в недрах большого мира субмирок со своей специфической формой общественного бытия, со своими писанными и неписанными законами, куда попадет человек, по тем или иным причинам потерявший право на свободу. Так сказать, в принудительном порядке. Случайно или закономерно, заслуженно или по недоразумению – всё это темы для отдельного разговора, как и вопросы: на сколько? надолго ли? на время или, может, навсегда? Ясно лишь одно: этот субмирок, окружённый тайнами, мифами и колючей проволокой, спрятанный, в том числе от любопытного ока, за чередой заборов, зарешёченных окон и стальных дверей, имеет совсем иное устройство, чем то, к чему привык угодивший в него человек. И, стало быть, жить ему придётся, хочет он того или нет, по иным правилам и понятиям. А главное, он и сам со временем станет иным, этот человек.
Это вовсе не означает, что он будет лучше или хуже, чем раньше, хотя, казалось бы, что хорошего может ожидать его за решёткой? Но в любом случае этот трудный путь, который ему суждено пройти, не оставит его прежним…
Понять те или иные аспекты жизни в закрытом сообществе социального субмирка, каковым является тюрьма, очень и очень непросто. Далеко не всё здесь увязывается с банальной логикой, а многое вообще вступает в противоречие с тем, что принято считать рациональным.
Мирок этот при желании можно сравнить с капустным кочаном. Отрывая лист за листом, приоткрывая одну тайную завесу над другой, мы пытаемся добраться до чего-то сокровенного, а в итоге находим ни на что не годную кочерыжку…
Тогда начинаем ворошить груду листьев – а вдруг где-то что-то упустили. Потом придёт осознание, что ценность-то, по видимому, заключалась в самом процессе нашего поиска и в том, на что мы в конечном итоге употребим эту кучу капустного листа, какое блюдо из него состряпаем: отвратительную тошнотворную баланду или вкусный и полезный кулинарный шедевр…
Однако, полезное, но пресноватое блюдо заведено приправлять острыми и пряными специями. Так и в этой книге – несмотря на серьёзность и остроту затрагиваемых вопросов и проблем, без специфических тюремных историй и субкультурных нюансов не обошлось. Впрочем, далее вы всё увидите и поймёте сами.
О тюрьме написано очень много книг. Разных: и хороших, и не очень, и правдивых, и так себе – тень на плетень. Не меньше книг было написано и в самой тюрьме её узниками. Мировая литература знает массу тому примеров. Писателей и поэтов, тоже случается, не минует чаша сия.
Время, однако, не стоит на месте. Оно вносит свои поправки и коррективы в устоявшиеся догмы и порядок вещей, требует перемен даже в тех сферах, которые ещё недавно казались напрочь застывшими, незыблемыми и неприступными. Это, главным образом, и послужило поводом для создания настоящей книги. Она написана в тюрьме и о тюрьме…
Добавить к сказанному нечего. Лучше откроем следующую страницу и осторожно постучимся в дверь, за которой скрывается таинственный и пугающий мир «субцивилизации»: ТУК-ТУК-ТУК…
Раздел I. К ТАЙНИКАМ "СУБЦИВИЛИЗАЦИИ"
Глава 1. "Рукописи не горят!"
В одном из рассказов* я, было дело, поведал историю о том, как однажды, отбывая наказание в колонии строгого режима, мне удалось спасти от утилизации списанные из лагерной библиотеки замечательные книги, которые на воле днём с огнём не сыщешь.
Здесь я по этому поводу ругаться не хочу: в том рассказе это уже сделал, да так, что на эмоциях сломал авторучку! Помню, ещё удивился собственной агрессивности. И ручку жаль было – они тут на дороге не валяются. А как было не ругаться? Абсолютно новый, без следов прочтения, изданный в большом формате сборник Венедикта Ерофеева, “Телефонная книжка” Евгения Шварца, “О поэтах и поэзии” Дмитрия Быкова, “Стихи про меня” Петра Вайля и другие. Даже две книжечки Маруси Климовой! Вот откуда они тут взялись? То-то! Тюремный субмирок полон сюрпризов – только успевай собирать и ныкать по загашникам!
О классиках умолчал сознательно. Как на грех, попались самые любимые мной. Потому и умолчал. Не хочется снова расходиться листов на пять, ручку сломать и так далее. Канцтовары, повторяю, на нас тут с неба не падают, приходится ими дорожить. Да к тому же это никому не интересно и не нужно. Всем ведь и так понятно, кто в подобных учреждениях работает.
А дело было так.
Выполнял я как-то утром свои дополнительные обязанности. То есть наряду с прямыми обязанностями лагерного садовника – рабочего по озеленению зоны, есть у меня вот уже несколько лет и по сей день ещё и ответственная, но не обременительная и, скажем прямо, бонусная функция помощника при магазине колонии.
Для вольного человека это занятие покажется отстойным. А вот мне, например, даже занятно наблюдать, что меня встречают и провожают завистливые взгляды многочисленных обитателей зоны (уборщику завидуют – не смешно ли?). Да и в любом случае, всё лучше, чем сортиры мыть или строчить весь день, не разгибаясь, на швейной машине.
В общем, собрал я в то утро пустую гофротару – картонные коробки из-под продуктов, упаковал в мешки, вытащил их на плац, закрыл магазин на замки, надменно покрутил связкой ключей на пальце и демонстративно спрятал их во внутренний карман телогрейки. Потом равнодушно обвёл глазами мёрзнущую очередь, которая выстроилась возле магазина, несмотря на то, что до его открытия оставалось ещё больше часа.
В очереди тусовалась, или, как здесь говорят – терсилась, разная шушера, которая, подобно бабкам, повинуясь ещё совдеповским рефлексам, спозаранку наводит беспонтовую, то есть бессмысленную, суету у торговых точек, сплетничая, обсуждая всех и вся и, конечно же, сетуя и ропща на свою “несчастную” долю.
На их глупые и однотипные вопросы, задаваемые мне изо дня в день и из года в год: «А во сколько ларёк откроется?», «А когда будет завоз?», «А что привезли?» я высокомерно дал такие же дежурные, однотипные, но умные ответы, какие давал также изо дня в день и из года в год: “Как положено!”, “Не знаю!”, «Не знаю и знать не хочу!
И дело даже не в том что я вредина и зазнайка. Это есть, грешен. А в том, что у них перед носом установлен внушительных размеров стенд с графиком работы магазина. Кроме того всем известно, и это ведь тоже изо дня в день из года в год, что магазин, он же ларёк, открывается в 10:00, товары завозят по понедельникам в соответствии с утверждённым перечнем, в котором нет и никогда не будет ни пива, ни портвейна, ни многого, о чём они так мечтают. Прайс-лист, блин, тоже у них перед носом.
Так зачем же они у меня спрашивают? А вот зачем: просто у них, как у тех же совковых бабок, есть такая некрасивая плебейская черта, почти мания – напомнить о себе, привлечь внимание, чтоб при случае закосить под знакомого и что-нибудь урвать. Мол, вдруг он забыл, что я есть, такой хороший, а тут вспомнит и авось какую-нибудь скачуху подгонит**.
Отделавшись таким образом от назойливых шопперов-маньяков, я царственным жестом закинул мешки за плечи и величаво проследовал мимо дежурной части на хоздвор. Там у нас расположена площадка с мусорными контейнерами…
Многим из вас покажется странным, мол, чем он гордится? Чему тут можно завидовать? Тому, что мусор из магазина на свалку выносит?
Видите ли, в отличие от той, свободной, жизни с её понятиями, здесь, по эту сторону от забора с колючей проволокой, царят иные законы и нормы. Они вносят особые коррективы, скажем так, в этику поведения и отношение к жизненным ценностям. И нормы эти возникли не спонтанно из ниоткуда, а обусловлены насущной необходимостью, инстинктом выживания и простым человеческим желанием возвратиться на свободу, домой, к родным. Поэтому моя скромная миссия – это даже не подработка, а, скорее, своего рода скачуха! Она даёт мне негласное право держать при себе ключи от ларька и рулить движухой по собственному усмотрению и разумению.
Товары доставляются сюда в ограниченном количестве, и на всех чего-нибудь да не хватит. Вот тут-то и появляется соблазн проявить своё “могущество”. А именно, сделать так, чтобы лучшее досталось тому, в ком заинтересован, точнее, кто смог заинтересовать…