Те, кому довелось пожить при Советском Союзе, полагаю, поняли меня с полуслова. Молодому поколению поясню. Представьте, что вы на необитаемом острове. И вас сто человек. Три раза в день вертолёт, например, или дрон кружит над вашим островом, и сбрасывает вам по сто кусков хлеба, по сто порций перловой или ячневой каши и по стаканчику тёплого жидкого чая на каждого, а в полдень, кроме каши, ещё и по миске варёной капусты. И так каждый божий день в течение нескольких лет. Печально, не правда ли? Но кроме этого вертолёт раз в неделю подкидывает вам ещё мешок с кока-колой, сникерсами, какими-нибудь бургерами, тортиками, сигаретами. Только не по сто штук, а скажем, по пятьдесят одного, по десять другого, по пять третьего и так далее. А вокруг ни магазинов, ни гипермаркетов, ни транспорта, ни интернет-доставки. Даже смартфонов, и тех нет. Поэтому, как только вертолёт в очередной раз закинет мешок с ништяками, вся ваша голозадая ватага, включая больных, хромых и плоскостопых, позабыв о своих хворях и скорбях, обгоняя друг друга, несётся дербанить этот мешок к месту сброса. Короче, кто успел, тот и съел, а остальным – шиш!

Кстати, в этой гонке будут участвовать не все. Иные гордо останутся стоять в тени пальм, курить бамбук и с достоинством ждать, скрепившись, когда весь этот дурдом закончится. А иным и бежать никуда не надо – им всё принесут, добытое праведно или неправедно. Сами принесут, да ещё и с поклончиком. Но таких единицы. Пять-десять, не больше.

Основная же масса, вдоволь натолкавшись, наоравшись, оскорбив друг друга самыми последними словами, даже кое-кого побив, сияя счастливыми лицами, возвращается с той или иной добычей. За ними плетутся несолоно хлебавши менее расторопные и удачливые. Короче, естественный отбор по Дарвину…

Эту сценку я обыграл так наглядно для молодёжной аудитории. Представители моего и более старшего поколения не раз имели возможность понаблюдать подобное в обычном свободном мире, скажем, в конце восьмидесятых или в девяностые, причём не только в российской глубинке, но и в самой Москве…

В зоне же, напротив, такое невоздержанное поведение в былые годы не наблюдалось. То есть примерно до середины десятых годов нашего века. Проявление жадности, необузданности, рвачества считалось для зэка верхом неприличия и дикостью. Это было непозволительно, так как противоречило арестантским понятиям. Зэк не смел даже помыслить о том, чтобы опередить или тем более обделить другого зэка. Если же он вдруг как-то проявлял подобную склонность, его неминуемо ждало наказание в диапазоне от словесной укоризны до использования грубой физической силы. Это зависело от полноты проявления пагубной склонности.

Таких, помню, обзывали всякими оскорбительными словами, как-то “дичь” (т.е. некультурный), “кишкоблуд” (обжора), “устрица” (проныра), “мышь” (скупердяй, жадина), “бабка”. И приговаривали при этом: “Кишкоблудство приводит к жопоё+ству”, напоминая, что в голодные времена невоздержанные к еде начинали обслуживать других, стирая им за еду бельё, вплоть до трусов и носок, и даже приторговывать собственным задом. То есть становились, так называемыми, рабочими петухами – лагерными проститутками мужского пола.

Кстати, о бабках. Знаете, кто такой Витёк Мохов? Некогда он лихо помелькал по телеканалам под лэйблом: "скопинский маньяк". Это тот самый, кто в подземном бункере под частным домом несколько лет содержал двух юных девиц, насиловал их, а родившихся младенцев подкидывал в подъезды домов. Больно уж его журналисты любили: иные лет двадцать кормились в лучах его «славы». Я с ним шесть лет провел на одной зоне. Как говорится, бок о бок. Но мне о нём и рассказать-то нечего: ушлый, хитрожопый и ехидный старикашка, каких в каждом городском дворе – десяток! Тут он, в общем-то, ничего дурного себе не позволял. Даже пользу приносил: из барака по утрам парашу чалил. Правда, не с дерьмом (бараки в наше время всё же оснащены элементарными удобствами), а с пищевыми отходами, вываренной чайной заваркой (нифелями) и разной дрянью. Звали его «Мох», а те, кто ухитрился «подсосаться» к его пенсии, как щенки к суке, то и вовсе дядей Витей. Помню ещё, улыбка у него была до того гадкая, что так и подмывало огреть его лопатой по заду. Тут он всё больше помалкивал – дурак дураком, но инстинкт самосохранения функционировал исправно. А вот потом, после освобождения, на ТВ перед Ксюшей Собчак исповедывался и ябедничал, что в отряде его называли бабкой, хотя кишкоблудием он здесь особенно не грешил и задом не торговал. Так вот бабкой-то его звали не по этим причинам, а из-за глупости, чрезмерного любопытства и низкого социального статуса на фоне преклонного возраста. Ну, если б звали не бабкой, а бабушкой или бабулей, что, лучше бы было?