– Недостатки? – Витя улыбнулся. – Ну что ж… Только не обижаться! – договорились? Ты действительно хочешь это знать?

– Да.

– Хорошо. Недостаток первый – и, пожалуй, самый большой. Правда, с возрастом это, говорят, проходит. У тебя всё на лице написано.

«Что? Что он хочет этим сказать?» А ведь Витя прав: если он видел, что Вера на него посмотрела, то, должно быть, он сам смотрел на нее во все глаза!

– Ты удивлен? В твоем возрасте это уже надо знать. Ну что ж… Недостаток второй. Тебе невероятно везет, невероятно!

– Да, как утопленнику…

– Нет, я серьезно.

– Вот и Женя считает, что мне повезло родиться…

– Вот как? Мне он ничего об этом не говорил!.. Но я рад, что наши наблюдения совпадают.

– И о чем же говорят твои «наблюдения»?

– Факты? – пожалуйста. Ты родился в Москве. И кстати, именно поэтому ты не понимаешь, как тебе в этом повезло, ведь многие стремятся в Москву, очень многие. И оччень стремятся.

– Но многие в ней и рождаются.

– Да, но это не все. Ты окончил школу – и сразу, с первого захода поступил в институт… Вероятно, это было не легко. Но факт остается фактом: ты поступил.

– Но ведь и таких немало. И ты поступил.

– Да, я сейчас на втором курсе, так же, как и ты. Но, между прочим, я служил. Четыре года. На подводной лодке. На субмарине. Звучит романтично? У меня нет желания рассказывать об этом подробно. Но можешь мне поверить, что настоящие «проблемы общения» возникают именно там. И вот мне двадцать три… Но мы отвлеклись… Кстати, ты знаешь, кто самый старший в бригаде?

– Бригадир? Женя?

– Нет, не угадал. Мишка, ему двадцать девять. Правда, он уже на пятом… На чем мы остановились?

– Поступил в институт, поехал в отряд. Но здесь все мое «везение» кончилось.

– Как раз наоборот! Я знаю, что тогда ты пришел позже меня. День строителя, помнишь? Человек двадцать засекли после отбоя. В том числе и меня. Нас отчислили из отряда – ждем только билет на самолет. Могут исключить из института, из комсомола… А с тебя как с гуся вода!

– А кто-нибудь еще про меня знает?

– Да все почти знают. Но такая система: не пойман – не вор! Не сердись… Я к тебе неплохо отношусь… Тебе просто невероятно везет! Вот и Вера…

– Что! Что Вера?

Витя молчал. Павел проклинал и себя, и Витю за его молчание, но поезд уже ушел…

– Что ты хотел сказать?

– Ничего, проехали. – Витя поправил каску. – Вот и Вера… намного старше тебя. Она ровесница мне и Жене. Вот и всё.

– Погоди, – сказал Павел (он надеялся, что разговор как-нибудь опять свернет в то же русло), – погоди, ну, допустим, мне везет. Но в чем же ты видишь тут недостаток?

– Недостаток? – Витя улыбнулся; он понял, что скользких мест надо избегать. – Как тебе сказать?.. Не всем это нравится… Я – другое дело, я переживу… Теперь – еще. Недостаток третий. Вот ты спортом занимаешься, стихи пишешь – ну, не смущайся! – пробуешь рисовать…

– Но что же в этом плохого?!

– Собственно, ничего. Но лучше остановиться на чем-нибудь одном. Вот я, например, еще в школе начал интересоваться русским романсом. Сейчас у меня большая фонотека. Сам я пою, немного. – Витя улыбнулся. – Так вот, по этому поводу… Я хотел тебя спросить… – В глазах у Вити появилась лукавая искорка (ну точно Евгений Крокодилыч!) – А может, ты еще и поешь?

– Пою, – спокойно ответил Павел. – В ванне.

4

Лом выскальзывал из рук, сердце стучало. Кашель… Насморк был почти у всех. И он – уже недели три – не расставался с платком. Но сейчас начиналось всерьез: жар, голова горит. Он продолжал долбить: «Раз, рраз! Еще раз! Ну, еще немного… Ну!» Где-то за стеной урчал бульдозер.

Они уже перешли на другую половину цеха. Здесь было сухо. Но – пыль забивалась в нос, летела в глаза. Зато здесь совсем не было труб. («Проклятые трубы!..») Все равно не успеют: последняя неделя… В воскресенье Витя улетел – они даже не попрощались… Снова ходили в поход, почти все бригады – он не пошел: немного обварил ногу в наряде: напарник неожиданно поднял на себя бак со щами («Мышей не ловишь!»). Но он был даже рад этому, рад! – Если бы кто-нибудь еще месяц назад сказал, что так будет… Зато они были с Леной в кино! И он – целый час – чувствовал себя Жофреем де Пейраком. А теперь – снова яма. И пыль…