− Тут вот еще бабу прихватили. Сказывают женщина самого Нестора. Куда ее?

− Баба Нестора? Интересно. Заберем с собой. В хозяйстве сгодится. Красивая, небось? Говорят, любит Нестор красивых баб.

− Грузинка она. Черная как ворона, но такая справная на лицо, в теле бабенка. Есть за что подержаться, − заржал мужик в нелепой шапке-папахе.

Якову до дури стало страшно и уже не чувствуя тела, истекая кровью он замер, приник к снежному полотну дороги и ощутил, как между ног заструилась жаркая моча, вымачивая тяжелые утепленные штаны.

Николаев шагнул в сторону лежащего Астахова и скрип шагов по снегу был уже оглушительным, раздирающим перепонки и казалось, вот-вот расколется и голова. Яков подтянул ноги, превозмогая боль, сжался в комок, и стал ждать смертельного выстрела.

И тут вновь ударил пулемет. Голосок у него был несколько иным, и стало вскоре понятно, что бьют уже по тем, кто только что разгромил обоз. Могло показаться, что подошла поддержка со стороны Якутска, но атаки не последовало.

Вокруг засуетились, забегали, а Николаев побежал на ходу, отдавая команды:

− Все отходим! Уводите коней с санками! Петровский, займи оборону, сдержи красных на подходе! − раздался голос над Астаховым и мимо него, за убитым и теперь лежащим на дороге Еремой, прошагали ноги в знакомых унтах.

Заскрипели санки, и напавшие из засады стали уходить из-под огня по целине.

Яков понял, что угроза как будто миновала и теперь только нужно дождаться тех, кто придет спасти оставшихся в живых и снова потерял сознание.

Поручик Николаев мог быть доволен. Подготовленная, продуманная до мелочей засада дала результат – основные, наиболее активные бойцы отряда Нестора Каландаришвили были повержены. Среди нападавших потерь практически не было. Только двоих зацепило, когда бежали по целине к обозу.

Достался поручику и главный желанный приз – сам Нестор. Шутка ли? Знатный в Сибири лидер анархистов, а ныне большой воинский большевистский начальник, назначенный Москвой вершить террор в дальнем заснеженном углу нарождающейся новой, теперь уже большевистской Империи.

Поручик Николаев имел с Нестором давние счеты, еще с той, только что угомонившейся в основном гражданской войны. Теперь, когда после смертельной атаки поручик оказался рядом с возком атамана, он мог насладиться моментом, отметив, что враг мертв.

Нестор лежал на белоснежном покрывале обширной долины реки Лена, раскинув руки. Его маузер был зажат побелевшими, закостенелыми пальцами – не разжать, но тело, лишенное жизни совсем недавно, уже не могло оказать сопротивления. Пятна крови расплылись на груди и окрасили белый, как саван снег. Лицо вожака, теперь бледное, с синевой до черноты под глазами, с гримасой отчаяния, было в обрамлении черных длинных волос, раскинувшихся на снегу, а глаза – большие, на выкате, смотрели ввысь, словно промеряли для себя неземной путь в мир иной.

Снежинки, поднятые налетевшим вихрем, ложились на лицо вожака и уже не таяли.

Месть Нестору была давно в числе самых заветных у поручика Николаева.

Запомнил поручик на век, как вырубили его казачью полусотню резким наскоком из скрытной ложбины из-за леса лохматые, косноязычные, шумные бойцы в разнообразном экзотическом одеянии близ бурятского села Баяндай.

Отряд, потрепанный в боях за город – и люди, и лошади были измочалены: шли вторые сутки после того, как отошли от Иркутска. Двигались без остановки в сторону Байкала ордынскими степями, чтобы уйти через лед озера в Забайкалье на соединение с основными силами отступающей армии, ведомой генералом Войцеховским после нелепой, полной трагизма и мужества смерти генерала Каппеля.