Однажды, на деревенском празднике, когда Элоди танцевала с Бастьеном, Жером стоял в стороне, наблюдая за ними. В его сердце закипала смесь боли и обиды. Он видел, как Элоди смеётся, как её глаза сияют, глядя на Бастьена. В тот момент Жерому показалось, что он видит будущее, где его брат завоюет сердце Элоди, а ему останется лишь одиночество. Он ощутил, как холодный укол ревности пронзил его грудь. В то же время, Бастьен, заметив мрачное лицо брата, внутренне ликовал. Он наслаждался своей победой, не подозревая, какую боль причиняет Жерому.

Это была лишь первая искра, но она уже осветила сложную паутину чувств, переплетённых между этими тремя молодыми людьми. Они ещё не знали, что гораздо большие испытания ждут их впереди, и что эти первые искры любви и ревности вскоре будут поглощены пламенем войны и трагедии, которая навсегда изменит их судьбы и проверит на прочность их самые глубокие чувства. Судьба готовила для них жестокие уроки, где выбор между любовью и братством, между жизнью и смертью, станет мучительной реальностью.

Слухи из Парижа: тревожные вести о гугенотах.

В те времена, когда новости распространялись медленно, передаваясь из уст в уста бродячими торговцами, пилигримами и солдатами-дезертирами, Сент-Обин жил в относительной информационной изоляции. Но даже в эту глушь доносились отголоски событий, бушующих в сердце Франции. С каждым днём, с каждым новым путником, эти отголоски становились всё громче и тревожнее, превращаясь в зловещие слухи из Парижа. В основном они касались гугенотов – французских протестантов, чья вера, отличная от католической, стала камнем преткновения и причиной кровавых войн, терзавших страну на протяжении десятилетий.

Первые, ещё еле слышные шёпотки о гугенотах в Париже появились несколько месяцев назад. Говорили, что их лидеры, в первую очередь адмирал Гаспар де Колиньи, обрели огромное влияние при дворе короля Карла IX, чем вызывали недовольство могущественного католического рода Гизов и даже самой королевы-матери Екатерины Медичи. Эти слухи сопровождались противоречивыми новостями: то о мире и примирении, то о новых столкновениях. Жители Сент-Обина, далёкие от придворных интриг, воспринимали это как далёкую грозу, которая, казалось, никогда не достигнет их спокойной гавани.

Однако после того, как весть о предстоящей свадьбе Генриха Наваррского, лидера гугенотов, и Маргариты Валуа, сестры короля, достигла деревни, тон слухов резко изменился. Эта свадьба, объявленная символом мира и национального примирения, на самом деле лишь усиливала напряжение. В Сент-Обин стали приезжать странные люди: паломники, которые, казалось, не имели цели, кроме как разносить тревожные вести; солдаты, чьи мундиры были потрепаны, а глаза полны усталости и недоверия. Они приносили истории о том, как Париж наполняется гугенотами, прибывающими на свадьбу своих лидеров. «Город кишит еретиками!» – кричали они, распивая дешёвый сидр в таверне «У Счастливого Лося». – «Словно муравьи, лезут со всех сторон!»

Эти слова, сказанные с нескрываемым отвращением, будоражили умы католиков Сент-Обина. Они слышали о высокомерии гугенотов, о их нежелании подчиняться старым порядкам, о том, как они якобы оскверняют католические святыни. Некоторые торговцы, возвращавшиеся из Руана, рассказывали, что в Париже царит непривычное напряжение. Они видели, как католики и гугеноты, одетые в свои отличительные цвета – католики в белые повязки, гугеноты в оранжевые ленты – скрещивали взгляды на улицах. Возникали мелкие стычки, которые быстро подавлялись, но сам факт их возникновения был пугающим.