– Благодарю, конечно, – превозмогая тошноту, наконец ответила она, – но… слишком напыщенно ты говоришь. Мне не нравится твоя искусственность, – Люба вскинула на Игоря свой прямой карий взгляд и смерила им Нечаева так, будто он последнее ничтожество, – неужели ты можешь знать, что любовь вечна?!

Под этим пронизывающим взглядом Игорь чувствовал себя, как живая клетка в кусочке зелёного листка, положенного под увеличительное стекло микроскопа, а под микроскопом видны все составляющие клетки, до мельчайших подробностей. «Опасное предприятие я задумал. Эта Люба – орешек, который не так-то просто расколоть, с ней не поиграешь в бирюльки. А расколоть надо. Я не проигрываю в жизни. И, чёрт, я не могу без неё! Справиться бы! Выходит так, что не я стою над ней, а она надо мной!» – и молодой мужчина решился на сумасшедший в данный момент поступок, вновь ошибочный. Он резко сорвался с места, сделав шаг к Любе, рванул её за плечи, поднял с крутящегося стула, ближе к себе, прижал и стал целовать. Люба от внезапности его действий опешила, растерялась было, но, быстро придя в себя, упёрлась руками в его грудь и с непонятно откуда взявшейся силой и вырвавшимся из скривившихся уст визгом отпихнула его.

– Что вы себе позволяете?! – проводя ладонью по губам, машинально крикнула она в лицо Нечаеву расхожую фразу. – Как вы можете?! Никогда, никогда не смейте делать это, слышите меня?! Не смейте никогда!

Нечаев мгновенно понял, что допустил грубую ошибку: Любу таким варварским способом не возьмёшь, с ней так поступать не следует.

– Извини меня, Любочка, – виновато, но с твердостью сказал он.

В этой открытой твердости Люба усекла то, что Нечаев не отступится: он не намерен менять на неё планы. Ничем не скрываемое постоянство нечаевских целей теперь страшно пугало её.

Игорь, в свою очередь, сразу увидел, что стал ей неприятен, это сильно разочаровывало. «Значит, не симпатизирует, – подумал он печально, – как же, как, скажи мне, Господи, как завоевать её сердце? Я ещё ни разу не проигрывал. Не могу и не должен проиграть и здесь!» – сказал его внутренний голос.

Случай, чтобы «завоевать» сердце любимой, конечно же, представился – снежный ком, покатившийся с горы, забирал всё больше и больше липнувшего к нему снега. Наглоспособным людям, вроде Игоря Нечаева, фортуна, как ни странно, по большей части улыбается продолжительное время. Она, эта вздорная девица Фортуна, выглядит осёдланным мустангом: долго за ней гонялись, ну, а теперь, куда потянут поводья, туда и готова повернуть. Но – однозначно – до определённого момента, когда такие, как Нечаев, теряют вдруг всё, в одночасье!

Случай подвернулся в конце марта. Нечаев в очередной раз прибыл в Москву, но не по партийным делам, а по личным, выбив себе короткий отпуск. Он уже начинал уставать от того, что ничегошеньки не выходит с Любовью Шлиц. Какие бы мальчишеские планы по завоеванию Любиного сердца он ни строил, природа брала своё: ему шёл тридцать первый год, а семьи всё нет. Ещё и для партийной деятельности необходима семья. Что за партруководитель без жены, без детей, без образцовой социалистической семьи – ячейки общества?! Однако партию – в сторону. Одиночество его снедало. Надоели до пяток временные любовницы, качающие из него деньги, как нефтяные вышки высасывают нефть их недр земных, надоела холостяцкая жизнь в роскошной квартире, в которой нет своих собственных наследников – всё это било по самолюбию. Ведь он может, он должен, просто обязан быть мужем и отцом! Получается какая-то неопределённость, может, даже безысходность в его судьбе! А здесь – не то, чтобы выгодная невеста, здесь – любовь. Да, настоящая, мучающая, не дающая покоя, по-сумасшедшему щемящая душу и вместе с тем приносящая радость любовь! Какой была бы счастливой и бурной их с Любой совместная жизнь! Он любил бы её! Всегда! И только её одну! Носил бы на руках, забрасывал бы подарками, исполнял бы её желания! Никто ему не нужен, кроме Любы! Никто!..