– Располагайтесь, – скомандовал капитан Орехов, сбрасывая рюкзак. – Кто знает, сколько здесь торчать придётся.

Сашок привалился спиной к холодной стенке трубы и медленно сполз вниз. Ноги гудели, спина ныла от долгих часов в согнутом положении. Вокруг шуршали, устраиваясь, товарищи. Кто-то тихо матерился, кто-то молча раскатывал коврик. Дядя Паша сел рядом с Сашком, кряхтя и растирая колени.

– Как думаешь, долго здесь сидеть будем? – шёпотом спросил Сашок.

Дядя Паша пожал плечами:

– Кто ж его знает. Может, сутки, может, неделю.

– Неделю? – Сашок не сдержал возгласа.

– Тише ты, – цыкнул дядя Паша. – На войне как на войне. Будем ждать, сколько скажут.

В другом углу ниши Вова методично раскладывал свои вещи, словно находился не в железной трубе, а в гостиничном номере. Каждый предмет на своём месте – от запасных носков до ножа.

– Артист, не мельтеши, – проворчал он, когда шутник роты попытался пристроиться рядом.

– Да я только присяду, – Артист поднял руки в примирительном жесте. – Не волнуйся, твою территорию не нарушу.

Постепенно рота утихомирилась. Кто-то уже дремал, прислонившись к стенке или соседу. Кто-то шёпотом переговаривался. Орехов сидел у самого выхода из ниши, словно часовой, охраняющий покой своих солдат.

– Сколько ждать-то будем? – донеслось из темноты.

Никто не ответил. Этот вопрос висел в спёртом воздухе ниши, отражался от металлических стенок, проникал в мысли каждого. Сколько? День? Неделю? Месяц?

Время в трубе потеряло смысл. Сашок проверил часы – стрелки показывали полночь. Но что это значило здесь, в железном чреве, отрезанном от мира?

Прошло несколько часов. Усталость постепенно отступала, сменяясь тягучим, вязким ожиданием. Кто-то спал, кто-то перешёптывался, передавая термос с чаем. Свет от налобных фонарей и переносных ламп создавал в нише призрачные тени, танцующие по изогнутым металлическим стенам.

Сашок смотрел на эти тени, пытаясь различить в них что-то знакомое. Вот эта похожа на кошку. А та – на дерево возле их дома в Липовом Ручье. Он улыбнулся своим мыслям.

Вдруг фонарь в дальнем углу ниши резко погас. Без предупреждения, без мигания – просто исчез, словно кто-то накрыл его ладонью.

– Э, что за? – донеслось из темноты.

Никто не ответил. Тишина сгустилась, стала осязаемой.

Второй фонарь – тот, что висел на крюке посередине ниши – замигал. Раз, другой. Свет то исчезал, то появлялся, выхватывая из темноты напряжённые лица солдат.

Все разговоры стихли. Сто пар глаз уставились на мигающий фонарь. В тишине было слышно только тяжёлое дыхание.

– Батарейки сели, – прошептал кто-то неуверенно.

– У обоих сразу? – возразил другой голос.

Мигающий фонарь продолжал свою нервную игру со светом и тенью. Вспышка – и Сашок видел бледное лицо Вовы, сидящего напротив. Темнота – и только силуэты, неясные очертания. Вспышка – капитан Орехов, с каменным лицом наблюдающий за происходящим.

– Твою мать, – тихо выругался кто-то в темноте. Голос был тихим, почти шёпотом, будто боялся разбудить что-то большее, чем просто страх.

Мигающий фонарь вдруг застыл в полутьме – не погас полностью, но и не горел в полную силу. Тусклый, болезненный свет едва пробивался сквозь пыльное стекло.

– Проверьте свои фонари, – раздался спокойный голос капитана Орехова. – И не устраивайте панику.

Щелчки включателей, шорох одежды. Лучи света заметались по стенам ниши, как испуганные птицы.

– У меня нормально, – сказал кто-то.

– И у меня.

– Всё работает.

Постепенно напряжение начало спадать. Но что-то изменилось в атмосфере ниши. Словно кто-то невидимый прошёл между ними, оставив после себя холодный след.