В какой-то момент за соседний столик подсел мужчина – пожилой, с книгой на французском. Он кивнул мне, как старый знакомый, и больше не сказал ни слова. Молчание оказалось тёплым. Словно кафе, город, вечер – всё говорило мне: ты уже другая. И ты – дома.

Я сделала глоток вина, закрыла глаза. Улыбнулась.

На следующий день я проснулась с непривычной лёгкостью. Без слёз. Без привычного чувства, будто всё внутри обвалилось. Я наливала себе кофе и вдруг поняла: я не думаю о нём с болью. Я просто думаю. Это было новое чувство. Чистое. Необязательное. Как будто кто-то открыл окно в комнату, где долго не было воздуха.

Я решила поехать в Балат – старый еврейский и греческий район на Золотом Роге, куда не забредают уставшие туристы с гидами. Мне хотелось тишины, пёстрых стен, запаха старого дерева, в который впиталась чужая жизнь.

Я ехала трамваем, уставившись в окно. На улицах мелькали женщины в цветных платках, ребятишки с мячами, запахи жареного мяса, сырости и мыла.

Балат встретил меня облупленными фасадами, разноцветными домами, развешанным бельём между крышами. Здесь никто не играл в декорации. Это было не про открытки, а про подлинность.

Я бродила узкими улицами. Где-то смеялись, где-то спорили, где-то молчали. Случайно оказалась возле маленькой кофейни, где сидели три женщины. Они пили чай, не спеша, как умеют только здесь. Одна из них – пожилая, в бордовом платке – жестом пригласила меня присесть. Я села. Мы не говорили на одном языке. Но это не имело значения.

Они угощали меня симитом, рассказывали что-то, смеялись. Я понимала лишь некоторые слова. В их голосах было что-то очень женское: боль, прошедшая через рукоделие, сквозняки, детские болезни и мужей, которые возвращались поздно – или не возвращались вовсе. Они слушали и говорили так, будто всё, что происходит, уже было когда-то. И уже пережито.

В какой-то момент одна из них, постарше, коснулась моей руки и посмотрела прямо в глаза. Что-то сказала по-турецки. Я не поняла. Но запомнила тон – нежный, будто мать, которая говорит: «Her şeyi atlatacaksın. İçimizde düşündüğümüzden daha fazla güç var».4

Я ушла оттуда чуть позже, с мешочком сушёных трав и куском пахлавы. И с чувством, что в этих улицах меня тоже кто-то услышал – даже если ни одного моего слова не поняли.

Привет.

Ты, наверное, даже не ждёшь от меня слов. Особенно таких.

Я пишу это не чтобы вернуть тебя. Не чтобы напомнить о себе. И даже не чтобы рассказать, как мне больно. Ты и так знаешь. Хотя, может, и не хочешь знать.