Менжинский, безусловно, знал, как угодить Сталину, но не исключено, что он получил прямые указания на этот счет [471]. Сталин подозревал командиров Красной армии, среди которых было немного пролетариев, в том, что они сочувствовали «правым», втайне противодействовали коллективизации и могли оказаться «оппортунистами» в случае внешней агрессии. Корни «заговора» были найдены на Украине, несмотря на то что начальник украинского ГПУ Балицкий изначально не хотел заниматься этим делом, пока Менжинский не напомнил ему, что украинские чекисты проглядели «Шахтинское дело» («раскрытое» северокавказским управлением ОГПУ) [472]. 15 февраля 1931 года Балицкий телеграфировал в Москву о «военной контрреволюционной организации» в Харькове. «Ивановский говорит о наличии общего оперативного плана восстания на Украине, – сообщал он, ссылаясь на показания, вырванные у арестованных. – План был нанесен на карту, которую Ивановский уничтожил во время процесса Промпартии». Кроме того, Ивановский якобы переписывался с параллельной московской организацией, но эта переписка тоже была сожжена [473].
В заговоре и шпионаже было обвинено более трех тысяч бывших царских офицеров из Харькова, Киева, Москвы и Ленинграда [474]. Шапошникова, начальника штаба армии, которому Сталин недавно позволил вступить в партию без обязательного предварительного пребывания в кандидатском статусе, вызвали на очную ставку с арестованным штабным офицером, который обвинял его в принадлежности к подпольной организации. Шапошников разоблачил своего обвинителя как клеветника и избежал ареста, однако в апреле 1931 года его перевели с понижением командовать Приволжским военным округом [475]. Несколько десятков офицеров были не только запуганы, но и расстреляны. 66-летний царский генерал-майор Андрей Снесарев, который хоть и перешел к красным, но враждовал со Сталиным еще со времен царицынских событий 1918 года, – уже сидел в трудовом лагере по смертному приговору, измененному на десять лет заключения. Теперь же он превратился в одного из «вожаков» сфабрикованного заговора и летом 1931 года снова был приговорен к смерти, хотя диктатор снова воздержался от его казни («Клим! Думаю, что можно было бы заменить Снесареву высшую меру десятью годами») [476].
В показаниях арестованных снова всплыло имя Тухачевского. Однако советская разведка перехватила и расшифровала телеграмму, отправленную 4 марта 1931 года японским военным атташе в Москве подполковником Юкио Касахара в токийский Генштаб, в которой он умалял возможности Красной армии и призывал к «скорейшей войне», пока не миновал благоприятный момент [477]. После четырех дискуссий о Японии на Политбюро Сталин 10 июня, к изумлению генералитета, вернул Тухачевского из Ленинградского военного округа и назначил его на место начальника вооружений армии Уборевича (которого отправили в Белорусский военный округ) [478]. Снова став заместителем Ворошилова как наркома обороны, Тухачевский совершил летнюю инспекционную поездку по стратегически важным регионам. На этом широкомасштабная операция «Весна» временно завершилась, но сбор компрометирующих материалов на Тухачевского и прочих продолжался