Сталин получал предупреждения об отставании с подготовкой к севу и о нашествии саранчи и приказал принять меры, но, судя по всему, режим не осознавал масштабов бедствия [457]. 27 мая 1931 года Калинин писал находившемуся на отдыхе Авелю Енукидзе, секретарю ЦИКа, о небывалой погоде в Москве («Прямо жаркий юг, дожди редки и коротки»), но все же утверждал, что «по всем данным урожай должен быть хорош» [458]. Он не написал ни слова о катастрофическом сокращении поголовья тяглового скота (забитый скот не потребляет хлеба, но в то же время его нельзя использовать для пахоты) [459]. Особенно тяжелая ситуация сложилась в Казахской АССР (входившей в состав РСФСР), где режим с целью преодоления «отсталости» решил принудить кочевников к оседлой жизни [460]. Этот регион был главным поставщиком мяса для страны, но туда сослали несколько сотен тысяч депортированных кулаков, еще сильнее сократив размер пастбищных земель и увеличив число едоков в автономной республике. Государство забирало себе такую большую долю выращенного там хлеба, что скотоводы и их стада фактически обрекались на голод [461]. В Москву поступали сообщения о значительной смертности среди казахов от голода и о массовом бегстве населения в Узбекистан, Сибирь, Туркменистан, Иран и Китай в поисках пропитания [462]. Лишь горные территории Дагестана могли сравниться уровнем смертности и эпидемий с тем, что снова началось в Казахской автономной республике, регионе больше Западной Европы, в 1931 году [463].

Между тем нормирование в городах тонуло в бюрократическом болоте, в то время как инвестиции в жилищное строительство, здравоохранение и образование велись по остаточному принципу. Сталин участвовал в совещании хозяйственных руководителей (22–23 июня 1931 года), присутствуя на нем и в первый, и во второй день [464]. В экспрессивном заключительном выступлении он сделал упор на безусловном выполнении плановых заданий, в то же время перечислив шесть условий индустриального развития, включая назначение на руководящие должности выпускников вузов и заводских рабочих, и отметив, что «ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции» – под этим эвфемизмом имелась в виду зарождавшаяся советская элита. В число других перечисленных им условий входили расширение торговли и дифференциация окладов трудящихся с целью стимулирования производительности. «Социализм, – заявил Сталин, – есть систематическое улучшение положения рабочего класса», без чего рабочий «будет плевать на ваш социализм» [465].

Контроль над вооруженными силами – серьезная задача для любого диктатора. Особые отделы ОГПУ по-прежнему уделяли пристальное внимание офицерам с царским прошлым. Параллельно эмигрантские антисоветские организации старались отслеживать трения в Красной армии и в своей переписке активно фантазировали об офицерском антикоммунистическом путче. Однако ОГПУ внедряло в эмигрантские группировки своих агентов и создавало организации-ширмы, перехватывавшие их переписку, выслеживавшие агентов, засланных из-за границы, и ставившие ловушки на недовольных военных в СССР [466]. Многие бывшие выпускники царской Академии Генерального штаба были бы рады, если бы коммунистический режим переродился во что-то другое, однако, занимая административные или преподавательские должности, они были не в состоянии организовать переворот [467]. Более умные опасались иностранного военного вторжения именно потому, что режим расправился бы с ними как с вероятными предателями (или, наоборот, оккупанты не простили бы им службы у красных)