Коллективизация была необходима с точки зрения марксизма-ленинизма, согласно которому основой для коммунистического режима мог служить лишь некапиталистический «способ производства» [911]. После того как осенью 1933 года был собран хороший урожай, а несбалансированные инвестиции первой пятилетки наконец-то стали приносить плоды в годы второй пятилетки, даже скептики отдали Сталину должное: его безумная игра окупилась. Социализм (антикапитализм) одержал победу и в городе, и в деревне. Однако в глазах марксистов неотъемлемой частью любой системы классовых отношений являлась и культура, а в области культуры Сталин все еще двигался наугад. Письма от видных деятелей культуры быстро ложились к нему на стол – помощники Сталина догадывались о его интересе, – и им принимались едва ли не все значительные решения в этой сфере, как и в сфере внешней политики (в отличие от экономики, где сказывалась нехватка времени или заинтересованности) [912]. Однако вызовы в этой сфере оказались иными, не вписывавшимися в рамки банальной классовой борьбы. В культуре не имелось аналога капиталистической частной собственности или буржуазных парламентов, подлежащих искоренению в целях построения социализма. В глазах Сталина партия, несомненно, имела право определять принадлежность всех писателей и художников к тому или к иному лагерю, но не настолько неуклюжим образом.

В данной главе будет освещен период с лета 1933 до начала осени 1934 года, хотя время от времени мы будем делать экскурсы в более ранние эпохи с целью проследить историю взаимодействия Сталина с творческой интеллигенцией, чем он занимался наряду с подготовкой к созданию СССР и активным участием во внешней политике. Троцкий уже давно указывал, что литературная сфера отличается своей собственной относительно независимой динамикой и потому к ней не следует подходить так же, как к экономике или политике. («Пути свои искусство должно проделать на собственных ногах» [913].) Он возражал против строительства чисто «пролетарской» культуры, защищал произведения «попутчиков», называя так тех авторов, которые не вступили в ряды коммунистов, но сочувствовали их делу, и видел задачу партии в сфере культуры в недопущении перехода влиятельных «попутчиков» на сторону «буржуазии» [914]. Точно такую же позицию занимал и Сталин. Политбюро своей резолюцией отказывалось от однобокого курса на скорейшее построение пролетарской культуры и поддерживало «общество по развитию русской культуры», которое должен был возглавить какой-нибудь беспартийный «просоветски настроенный» видный писатель [915]. Сталин одобрил предложение основать непартийное периодическое издание для писателей – «Литературную газету» [916]. Но параллельно с этим продолжало существовать и воинствующее культурное движение – Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) [917]. Фракции, выступавшие за и против чисто пролетарской культуры – причем первые, как правило, имели руссоцентричную направленность, а последние считали, что стоят на позициях интернационализма, – втягивали Сталина в свои политико-эстетические и личные вендетты [918]. Тем не менее в сфере культуры Сталин препятствовал бескомпромиссному насаждению коммунистической идеологии, нащупывая путь к социалистической эстетике.

На смену Соловкам, первому исправительно-трудовому лагерю режима, поставлявшему лес и рыбу, в начале 1930-х годов пришли новые гигантские лагерные комплексы, включая лагерь в Северном Казахстане – его заключенные занимались добычей руды [919]. Самым амбициозным из этих начинаний было Главное управление строительства Дальнего Севера, или Дальстрой, созданное на суровой земле Чукотки с целью добычи золота