Неудачное покушение лишь укрепило позиции Столыпина благодаря проявленным им хладнокровию и решимости, но он счел необходимым разместить свою семью в Зимнем дворце (рядом со своим местом службы), который считался более безопасным местом, чем официальная резиденция премьер-министра на набережной Фонтанки. Но и после этого полиция постоянно заставляла российского премьер-министра каждый раз пользоваться другими входами и выходами. Он не мог в безопасности приходить в Зимний дворец и покидать его! Многие недовольные правые как минимум надеялись на то, что Столыпина заменит Дурново или какой-нибудь другой проводник жесткой линии, который отнимет у Думы все полномочия или просто разгонит ее. В то же время другие твердолобые монархисты – которые в принципе были не меньшими противниками голосования и политических партий – организовывались с целью борьбы на отвергаемых ими выборах, хотя бы для того, чтобы не допустить в Думу «оппозицию» (либералов и социалистов, сваливавшихся ими в одну кучу). Но те правые, которые признавали Думу, навлекали на свою голову проклятия со стороны прочих. Современная уличная политика расколола русских правых [472]. Пропасть между политикой парламентского участия и политикой убийств так и не была преодолена [473].

После первых яростных атак со стороны Дурново расколотые на фракции социал-демократы попытались сплотить ряды. За две недели до открытия первой Думы, 10–25 апреля 1906 года, Российская социал-демократическая рабочая партия провела свой IV съезд под лозунгом «единства». Этот съезд, проходивший за границей, в безопасном Стокгольме, что делало возможным присутствие эмигрантов, объединил, по крайней мере физически, незадолго до того отколовшихся друг от друга меньшевиков (62 делегата) и большевиков (46 делегатов), а также отдельные партии латвийских и польских социал-демократов и Бунд [474]. В рядах кавказских социал-демократов, представлявших собой вторую по численности социал-демократическую группу в империи после русских социал-демократов, наблюдалось почти полное единство вследствие крайней малочисленности кавказских большевиков [475]. Впрочем, политическое единство оказалось недостижимым. Так вышло, что среди одиннадцати кавказских делегатов, прибывших в Стокгольм, единственным большевиком был Джугашвили, однако, поднявшись на трибуну съезда, чтобы высказаться по злободневному аграрному вопросу, он решительно отверг предложение большевика Ленина осуществить полную национализацию земли, как и призыв одного из русских меньшевиков к муниципализации земель. Вместо этого будущий организатор коллективизации сельского хозяйства рекомендовал раздать землю крестьянам. Джугашвили полагал, что перераспределение земли должно было укрепить союз рабочих с крестьянами, неосознанно делая реверанс в сторону своих противников из числа грузинских меньшевиков. Более того, Джугашвили, повторяя аргумент другого оратора, указывал, что социал-демократы, предлагая крестьянам землю, уведут платформу у своих конкурентов на левом фланге – партии социалистов-революционеров [476]. Какое впечатление эти предложения произвели на IV съезд, остается неясно [477]. В течение какого-то времени вопрос о передаче земли крестьянам – имевший в преимущественно крестьянской Российской империи принципиальное значение – оставался у российских социал-демократов нерешенным.

Какой вопрос социал-демократам нельзя было оставлять без решения, так это проблему выживания их партии. В 1905 году и меньшевистская, и большевистская фракции сходились на необходимости создавать боевые отряды самообороны: в конце концов, несправедливый царский режим прибегал к террору. Кроме того, чтобы раздобыть оружие и средства для партийной кассы, обе фракции согласились на проведение «экспроприаций», нередко в сотрудничестве с криминальным подпольем