– В середине двадцатых годов произносил.

– На Николаева ваши речи могли произвести впечатление. Он решил воплотить их на практике. Зафиксируем это в качестве предположения?

– Мало ли, что на него могло произвести впечатление!

– Зафиксировали. Идем дальше. Я не собираюсь с вами лукавить, Григорий Евсеевич. В ГПУ известно, что вы и в тридцатые годы продолжали ругать Сталина только уже в узком кругу. У нас есть соответствующие показания. Вы неоднократно критически высказывались о методах проведения коллективизации, об неудовлетворительном состоянии экономики, о неправильном внешнеполитическом курсе. Хотите прочитать сообщения наших информаторов?

Зиновьев бегло пролистал доносы и побледнел.

– Высказывался, но я никогда не говорил о терроре. А Николаева я вообще ни разу в жизни не видел.

– Верю! Вы только критиковали политику Сталина в узком кругу. Говоря фигурально, бросали камни в адрес руководства. Потом от этих камней расходились круги по воде.

– Какие круги?

– Скажем, вы рассказывали свои мысли Каменеву или Евдокимову. Они передавали услышанное от вас своим друзьям, а те в свою очередь ретранслировали на более широкий круг. Для многих людей в Ленинграде вы продолжаете оставаться авторитетом. К вашим словам прислушиваются. В конце концов, ваши мысли дошли до Николаева, который будучи человеком психически неуравновешенным, решил убить Сталина.

– Минуточку! – возражал Зиновьев. – Я никогда не говорил об убийстве. Максимум, что я говорил, это снять Сталина с должности Генерального секретаря.

– Допустим, что неустановленное следствием лицо в неустановленном месте и неустановленное время рассказало Николаеву, что товарища Сталина невозможно снять с должности Генерального секретаря, поскольку вся партия и весь советский народ поддерживают его. В связи с этим Николаев решил убить его. Логично, Григорий Евсеевич?

– Протестую! Сталина никто не убивал!

– Правильно. Потому что даже у такого законченного подонка, как Николаев, не смогла подняться рука на товарища Сталина. Он понимал, что убить Сталина, все равно, что убить солнце. Поэтому он решил немного подкорректировать ваши идеи и застрелил лучшего друга товарища Сталина незабвенного Сергея Кирова!

Зиновьев несколько минут просидел молча, силясь осмыслить полученную информацию. Следователь терпеливо ждал.

– И что мне за это будет? – осторожно спросил Зиновьев, когда пришел в себя.

– Все зависит от вас, Григорий Евсеевич. Вам нужно подписать чистосердечное признание, что вы искренне раскаиваетесь в том, что сбили с толку Николаева. Тогда скоро выйдете на свободу. Дело прошлое, а, как, кто старое помянет, тому глаз вон!

Зиновьев попросил о встрече с Каменевым. Бывшие вожди оппозиции всесторонне обсудили вопрос и подписали чистосердечное признание.

Ягода преподнес эту новость Сталину под вкусным соусом.

– Товарищ Сталин! Рад доложить, что мы полностью изобличили тайную организацию, в которой состоял Николаев. Следствие установило, что данная организация имела сложную многоступенчатую конспиративную структуру, где каждое звено действовало автономно друг от друга. Самое сложное было выйти на вершину пирамиды и установить заказчиков. Мы долго блуждали впотьмах, но благодаря моей чекистской прозорливости, нам все-таки удалось выйти на след главарей.

– Не тяни кота за хвост, Ягода! – перебил Сталин.

– Во главе преступной пирамиды стояли Зиновьев и Каменев. Лично они практическими делами не занимались. Свою функцию они видели в том, чтобы всячески вас дискредитировать и возбуждать у своих адептов желание вас убить.

– Не могу поверить! – изумился Сталин. – Я их столько раз их прощал, возвращал в партию, давал работу. Этого не может быть. Вы врете мне в лицо, Ягода!