— У Смирнова будут неприятности?

— Не знаю, — Ксения пожимает плечами, а потом указывает подбородком на Алексея, который перешел к следующей стадии перевоспитания обнаглевших мажоров: после задержания следует обыск личных вещей с выворачиванием карманов и козырьков в машине. — Но Смирнов выглядит как человек, которому плевать.

— Я так поняла, что он не хочет быть здесь…

— Да, его еле уговорили.

— Или заставили?

Ксения тяжело выдыхает.

— Так будет точнее, — соглашается она. — Я видела мельком его досье, у него нет семьи, но есть награды. Он человек военный, был в горячих точках… А ему дали понять, что он отправится охранять супермаркеты, если не поможет Никольским.

— “Славно”, — произношу тихо.

Я смотрю, как Смирнов обходит красный спорткар и что-то резко бросает подчиненному, указывая на приятелей Никольского. Я ловлю себя на том, что мне становится спокойнее, когда я гляжу на него. В нем столько уверенности, силы… И ведь мы с ним оказались в одной ситуации — нас заставили участвовать во всем этом угрозами и шантажом.

Хоть в чем-то мы похожи.

Как невидимая ниточка, которая связывает нас.

— Продолжим? — спрашивает Ксения и поворачивается к столу с приборами. — Нам осталось разобраться, как есть брускетту.

— Можно я просто не буду ее заказывать? — торгуюсь с улыбкой на губах. — Я вообще согласна есть только рисовую кашу, но не притрагиваться ко всем этим вилкам и ножам.

— Рисовая каша? — Ксения щурится, как будто всерьез рассматривает мое предложение. — На миндальном молоке?

— Естественно, — я капризно вздыхаю и делаю круговое движение ладонью, которое подсмотрела у Любови Никольской.

Ксения раскалывается первой — она начинает смеяться, заражая меня весельем. К счастью, весь остаток дня я провожу с ней. Я забываюсь и, только когда приходит время возвращаться в спальню снова, напрягаюсь. Я прохожу через столовую, где Игорь Никольский наговорил мне гадостей. Потом поднимаюсь по лестнице, вспоминая, как он пришел в мою спальню с подносом. Для него не существует закрытых дверей. И мое “нет” его забавляет и только.

Я переступаю верхнюю ступеньку и оказываюсь на втором этаже. Потом смотрю на наручные часы, хотя и так знаю, что уже поздно. Мы с Ксенией задержались. Я тяну последние секунды, перебирая пальцами ремешок часов, а потом… сдаюсь. Резко разворачиваюсь в другую сторону. Иду не в свою спальню, а в ту, в которой смогла спокойно уснуть прошлой ночью. Я иду к Смирнову.

“Если хочешь, последнюю ночь в этом доме можешь опять провести в комнате охранника”.

В памяти всплывает насмешка Никольского.

И пусть.

Да, я хочу оказаться в его комнате.

Я подхожу к двери и подношу ладонь к ручке. Боюсь, что она заперта, ведь у меня нет ключа, а Смирнов может быть на дежурстве.

— Пожалуйста, — шепчу молитву из одного слова и нажимаю на ручку.

Дверь поддается, она оказывается не закрыта на замок. Я быстро вхожу внутрь и прижимаюсь спиной к двери, которую тут же прикрываю за собой. В комнате совсем черно, не включена ни одна лампочка, а шторы плотно захлопнуты. Я пару мгновений прислушиваюсь к тишине и иду к кровати. Темнота не мешает мне ориентироваться, я успела запомнить обстановку в комнате.

— Главное, не трогать его сумку, — мысленно напоминаю себе. — Тогда он не будет злиться.

Я нахожу рукой одеяло и подныриваю под него. Умыться, переодеться — это, конечно, отлично, но мне хочется побыстрее заснуть. Днем вокруг полно людей и дел, поэтому я не так переживаю из-за Никольского, но ночью… Ночь мне хочется перемотать в ускоренном режиме.

— Что опять стряслось? — хриплый голос Смирнова разрезает темноту.