Одевается мы на скамейке перед кассами. Маруся болтает ногами и громко поёт песню из «Барбоскиных».

– Ты и я, ты и я, мы с тобой друзья.

– Друзья, – подтверждаю я, завязывая ей ботинки и натягивая на них резинку болоньевых брючек.

– Ну, что, домой?

– А «киндей»? – Маленький демон справедлив, но безжалостен.

– Купим возле дома, ок?

– Ок, – соглашается Маша и беспечно спрыгивает со скамейки.

– Поможешь мне забрать сумку из камеры хранения?

– Да! – начинает подпрыгивать от радости. Любит подносить квиточек к считывателю и замирать на ту пару секунд, что нужны для срабатывания электронного замка. Визжит Маруся при этом так же, по-сиреньи. На нас привычно начинают оборачиваться, и я спешу достать из ящика пакет с продуктами и побыстрей уйти из супермаркета.

Рядом с домом есть сетевой магазин, он меньше и цены дешевле. Маруся любит приветливых тётушек-продавщиц, которые её знают и каждый раз здороваются, и низко расположенные стеллажи перед кассами со всякой неполезной всячиной. «Киндеры» там часто продаются по акции, потому заходит она туда всегда охотно. Но вот басика там нет. За басиком мы едем шесть остановок.

Я вижу, что нужный нам автобус стоит на светофоре.

– Маш, бегом!

Тяну девочку за собой, поправляя рукой с пакетом сумку на плече. Бегать Маша тоже любит, потому без проблем слушается.

Мы летим через стоянку. Я сосредоточена на стоящей перед светофором «девятке» и не сразу замечаю, как из правого ряда задом начинает выезжать машина.

Инстинкт срабатывает молниеносно. Машу дёргаю на себя и по инерции выбрасываю руку с пакетом вперёд, ударяя им по бамперу машины.

Пакет молока, литр подсолнечного масла и моющего средства – удар получается увесистым. Водитель машинально даёт по тормозам, и небольшой седан, дёрнувшись вперёд, становится как вкопанный.

Моё замешательство длится не дольше секунды. Я снова беру низкий старт и лечу вперёд, таща за собой упирающуюся девочку.

– Он дувак! – кричит за меня разгневанная Маруся. Я предпочитаю согласиться, и всё же на мгновение поворачиваю голову, замечая, как открывает водительская дверь, и оттуда выглядывает бледный как смерть…

… Сашка?

Автобус едет медленно, собирая все светофоры и пробки. Привычно для семи вечера буднего дня.

С ребёнком кататься – милое дело. Всегда уступают место. Мы устраиваемся, и Маруся быстро засыпает, прислонившись к моему плечу раскрасневшимися от бега щеками. Я стараюсь сидеть ровно, чтобы её головка не соскользнула вниз, в чём пакет с продуктами, стоящий на моих коленях, не очень помогают. Но я не замечаю ни его тяжести, ни того, что Маше гораздо удобнее лежать на мягком молочном пакете, чем на моей руке. Всего на мгновение я задумываюсь о том, что придётся пройти через капризы, когда начну её будить, а в остальном думаю о том, что увидела.

Вернее, кого.

Это точно был Сашка, или мне показалось?

А даже если и Сашка, сможет ли он соотнести уборщицу Таню с Терезой, которую ищет таинственный гость со второго этажа? И так ли он таинственен для сотрудника службы охраны.

Все эти мысли крепко связаны с одной, не дающей мне покоя вот уже второй день подряд: зачем меня ищут? И как, при всех тех условиях и возможностях, вот уже почитай что неделю не могут найти.

Если бы я себя искала, откуда бы начала?

С больницы – вот откуда! С той, где я лежала десять лет назад. Найти врачей, поднять записи, узнать фамилию пациентки и адрес родителей.

На этом поиски можно закончить, потому как забирала меня мама Надя, а она вовсе не Новак, а Петрашова. Прописана я на тот момент была по адресу родителей, а жила фактически в другом месте. Квартира давно продана, а вот куда я выписалась – неизвестно.