Лицом и волосами она действительно была хороша. Даже совершенна. Как совершенны в форме лица, в перламутре кожи, в правильной посадке темных опаловых глаз, в бархате ресниц и складках карамельных губ могут быть куклы. Густые каштановые волосы, ниспадавшие по плечам до лопаток, выдавали ухоженный глянец. Единственный казавшийся мне таковым изъян представлялся в том, что длина этих волос никак не соответствовала ее росту. Пропорции длины волос и недлинных ног не предполагали совершенного соотношения. Она понимала это и, не желая отказываться от прически, которой гордилась, редко носила платья и юбки, больше предпочитая мальчишеский стиль в брючных костюмах и джинсах.

Помимо роста, несовершенным в ее образе был голос. Низкий, басовитый, бьющий в диссонанс с ее кукольным обликом. К ее голосу нужно было привыкнуть. По первым впечатлениям он, если не видеть всей фактуры, явно лишал ее женственности. Неприязненное впечатление складывалось, когда ты слышал за углом или за спиной ее громкие реплики или рваный, почти мужской смех. Когда же она попадала в поле зрения, ты вдруг с удивлением обнаруживал, что представлял себе совершенно не того человека, которого характеризовали низкие и резкие частоты голоса.

Характер у нее и вправду был стервозным. Как будто в детстве от близких не разносилось в ее сторону критики: кормили исключительно ванильными пряниками и бельгийскими вафлями. Выпестывая своенравие, капризность и чрезмерную тягу к харизме, привлекающую стороннее внимание.

Стервозность делала ее лидером. Даже в среде старшекурсников. Нет, она не была сплетницей, не сбивала вокруг себя пену. Но всегда получалось так, что, где бы ни появлялась, она оказывалась в центре внимания. Особенно в мужском обществе. К ней прислушивались, в споре принимали ее сторону. Чтобы своим согласием понравиться ей. За это ее не любили девчонки. Но Ирине на это было наплевать. Тем более, что девичье общество, несмотря на неприязнь, старалось с ней не связываться, боясь проиграть ее доминанте в мужском мнении. Кто был студентом, знает, что значит, когда за тебя впрягаются старшекурсники!

По-девически она дружила странно: выбирала себе в подруги оторву или чем-то ущемленную дурочку и ненавязчиво приклеивала их к себе, чтобы не быть одинокой в компаниях парней. Так ей было комфортно и выгодно. За это она одаривала дуреху своей опекой, вводила в тусовки и напутствовала советами. Самое интересное, что это не выглядело навязчиво, подавляюще или еще как-то неприглядно. Она умела дружить и оставалась верной дружбе всегда. Если, конечно, подруга не портила масть или не выкидывала какие-то чудачества, которые шли в противоречие с ее принципами и принципами той тусовки, душой которой она, Ирина, была.

Вниманием мужчин она питалась. И могла себе в этом не отказывать. От подруг, находившихся рядом, она требовала немного: быть веселыми, компанейскими, не портить другим отношения и не разрушать сложившуюся химию несдержанным промискуитетом. Она словно ткала вокруг себя закрытую ложу, куда приглашались только те люди, которые ей нравились и которые могли наполнить вечеринки нужной ей тональностью, ненавязчивым общением на самые неожиданные темы. Никакой разнузданности и безвкусия она не признавала. В чужих компаниях, когда веселая студенческая тусовка перерастала в попойку или в оргию, ее дух простывал сразу же, как только все вокруг наполнялось потным присутствием Бахуса. Она блюла целомудрие, ибо понимала, что не на этом поле растет та ягода, отведав которую, она откроет дверь к исполнению своих чаяний.