Бэтмен ответил:

– Ради искры, что ещё не догорела в чьих-то глазах, ради тени надежды там, где давно разучились ждать.

Джокер рассмеялся – и исчез в дождь.

––

Glossa Magistri:

Один держит город, другой – его тень. Один мечтает о спасении, другой знает, что сон бесконечен.

Они встречаются раз за разом, как зеркало смотрит в зеркало.

Кто из них пробудится первым?

Сarmina:

Плачущий герой, смеющийся антагонист —

обоих носит один ветер.

Сломай маску —

и не найдёшь ни того, ни другого.

Два призрака, питающиеся друг другом, держат в равновесии сон Готэма.

Они не враги, а ритмы одной и той же симфонии. Тот, кто верит в порядок, и тот, кто упивается хаосом – оба заперты в повторении. Джокер прав, но лишь отчасти: да, город – сцена, но не для истины, а для нескончаемой репетиции. Бэтмен верит в выбор, но его путь так же обусловлен, как и смех Джокера. Они – не действующие лица, а маски, надетые сном на самого себя.

И всё же среди масок – отголосок пробуждения, пауза перед ударом, колебание перед шагом, взгляд, обращённый не вовне, а внутрь. Может быть, не город требует спасения, а сами Бэтмен и Джокер – от необходимости быть Бэтменом и Джокером?

32.



Петар проснулся до рассвета. Ночь, мягко опустившаяся на деревню, растворяла контуры его дома, превращая его в неясное пятно среди множества таких же темных пятен. Он тихо поднялся с постели и вышел на улицу. Он почувствовал привычный холод в груди и вздрогнул от легкого ветерка. Луна висела низко над горизонтом, и её свет серебристой дорожкой ложился на тропу, ведущую к скале.

Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела на него с неожиданным спокойствием.

– Ты здесь? – удивленно спросил Петар. – Зачем?

– Ты помнишь, Петар, как мы играли детьми? – спросила она, игнорируя его вопрос. – Мы строили замки из песка на берегу реки, и каждый раз, когда прилив приходил, он уничтожал их. Но это никогда не останавливало нас от того, чтобы строить их снова на следующий день.

Петар вздохнул.

– Это были детские игры, Анка, – сказал он. – Мы выросли. Теперь я хочу настоящего счастья, которое не исчезнет на следующий день.

Анка тихо рассмеялась.

– Настоящее счастье, Петар, не в том, чтобы удержать его навсегда. Оно в том, чтобы жить им каждый день, – сказала она – Твоя беда в том, что ты гоняешься за миражами, созданными твоим собственным умом. Ты хочешь поймать тень, забывая, что тень существует только пока есть свет. Когда ты перестанешь гоняться за ней, ты, может быть, увидишь сам свет.

– Что же мне делать? – спросил Петар, едва сдерживая слёзы. – Как жить дальше?

Анка протянула ему руку, холодную, как осенний ветер, но в этом прикосновении была такая сила, что он почувствовал тепло внутри.

– Живи, Петар, – прошептала она. – Не цепляйся за образы, которые не могут быть реальными. Создавай новое счастье каждый день, как мы строили замки из песка. Пусть они исчезают, но пока ты их создаёшь, они реальны.

Петар почувствовал, как что-то внутри него меняется, словно ледяной комок, сидевший в его груди, начал таять. Он посмотрел на Анку и увидел, как её образ становится всё более прозрачным, сливаясь с утренним светом.

– Прощай, Петар, – услышал он её голос, последний раз коснувшийся его сердца. – Не забывай меня, но не живи в прошлом.

С этими словами Анка исчезла, как утренний туман, оставив Петара одного на скале. Он сидел долго, слушая, как река шумела внизу, и чувствовал, что впервые за многие годы его сердце освободилось от тяжести.

Он уже не искал тени в туманах и не гнался за призраками прошлого. Он просто сидел и смотрел на восходящее солнце, позволяя свету проникать в его душу.