Икона, казалось, ожила. Её глаза стали глубже, и Дамир почувствовал, как нечто внутри него начало говорить, но не словами. Это был разговор, происходящий в каждом ударе его сердца. Он почувствовал, что его гнев, его радость, его любовь поняты, с точностью, недоступной человеческому разуму.

В этом молчаливом разговоре не было ни осуждения, ни прощения, только полное понимание.

Когда Дамир открыл глаза, комната была пуста. Икона стояла на своем месте, молчаливая и неподвижная, как прежде. Но что-то изменилось. Внутри него осталась тихая уверенность, что его слова больше не нужны. Отныне он знал, что каждый его вздох, каждое чувство, каждое движение его сердца будет услышано и понято.

Он вышел из дома, и дверь за ним закрылась так же бесшумно, как и открылась. Дамир не обернулся. Он знал, что этот дом, который он никогда не искал, останется с ним навсегда. Ведь разговор, который начался там, будет продолжаться в его сердце, без слов.

Q.S., marginalia in somnis (на полях рукописи сна)

54: De silentio et intellectu cordis

Он пришёл в дом, где не требовалось слов.

В его сердце происходил разговор, который не мог быть выражен.

Там не было ни осуждения, ни прощения.

Только полное понимание, заключённое в тишине."

Commentarius:

Тот, кто ищет ответы вне себя, не осознаёт, что ответы уже здесь, в тени твоего сердца.

Слова приходят и исчезают, но понимание заключается в тишине, в том, что остаётся за пределами речи.

Когда ты прекращаешь искать, ты начинаешь слушать – и в этот момент ты становишься частью всего, что тебя окружает.

Ты перестаёшь говорить и начинаешь быть услышанным.

Фонари, тускло освещавшие мостовую, отбрасывали на стены домов зловещие, искажённые тени. За одним из окон прямо напротив этих теней, в скромной, но опрятной квартире, сидел человек по имени Виктор – мужчина среднего возраста, с резкими чертами лица и печатью многолетних размышлений на челе.

Его резкие черты лица и печать раздумий на челе словно сами говорят нам о многолетнем напряжении – о внутренней борьбе, требующей предельной собранности, словно у артиста, удерживающего равновесие на хрупкой пирамиде собственных выборов.

Аналогия с цирковым эквилибристом, который беспредельно собран и ловок при балансировании на собираемой, им же самим, пирамиде из различных предметов, отлично описывает человека, который способен мастерски справляться с ситуациями и вызовами в настоящем моменте. Такой человек обладает умением сохранять хладнокровие, находясь в равновесии даже в сложных ситуациях, и принимать взвешенные решения, чтобы успешно справляться с тем, что возникает перед ним.

Его комната была небогато обставлена, но в ней чувствовался вкус и порядок.

Единственным беспорядком в квартире Виктора в этот момент, был он сам.

Словно подчиняясь какому-то внутреннему порыву, Виктор метался из угла в угол, как заключённый в камере собственных мыслей. Его шаги гулко раздавались по паркетному полу, а взгляд, тревожный и полный сомнений, то и дело цеплялся за мелочи, которые обычно ускользают от внимания: угасающий свет лампы, забытая книга на столе, паутина в углу.

– Слабоумный! – вдруг раздался его голос, и это слово эхом отозвалось в тишине комнаты. Оно прозвучало резко, как хлыст, который Виктор сам обрушил на свою спину. Он остановился посреди комнаты, словно поражённый собственной выходкой, и в тот же миг перед его мысленным взором возник образ мальчика, каким он был когда-то. Маленький Витя стоял перед учителем, опустив глаза, чувствуя на себе осуждающий взгляд, и в груди его разрасталось знакомое чувство вины, которое теперь, спустя годы, преследовало его в ином облике.