Но теперь никто не слушал.

Да и понимал уже с трудом.

А потом – хоп – и всё это исчезло.

Не по решению. Просто перестало звучать.

Никто официально не отменял идеалы.

Их просто засыпали рекламой и сериалами.

Сначала – «Бандитский Петербург».

Потом – «Бригада».

Затем – «Жмурки».

Те, кто вчера носил малиновые пиджаки, теперь пересказывали сцены из фильмов с восторгом.

Восторгом, Карл.

Не стёбом. Не страхом.

Именно восхищением.

Всё стало другим.

Вместо дружбы – «братва».

Вместо морали – «пацан сказал – пацан сделал».

Вместо будущего – «решим вопрос».

Человек перестал быть человеком.

Стал «авторитетом», «решалой», «дойной коровой» или, если совсем не повезло, просто строкой в хронике.

Можно было погибнуть за сигареты.

Исчезнуть – и всем было всё равно.

Я это видел.

Своими глазами.

Маленькими, но уже тогда не глупыми.

Я ещё не знал слов «социальная трансформация» и «нормативная деградация». Я просто смотрел, как взрослые выключают «Время» и включают Жеглова. Как «настоящим мужиком» начинают называть не того, кто честен, а того, кто может ударить первым.

Как всё, что учили в начальной школе, стирается.

Вот только что был идеал.

И вот – пустота, замаскированная под «понятия».

Но это ведь не повод ничего не делать.

У меня на этот счет есть другая поговорка.

Та, что ближе:

«Иди к цели всеми силами.

Не можешь идти – ползи.

Не можешь ползти – тогда хотя бы лежи в её направлении.»

Вот и лежали.

Кто-то – по направлению.

Кто-то – лицом вниз.

А они…

Они старались. Правда.

Каждый – как мог.

Они старались.

Но им было не до меня.

Им было не до жизни.

Город пуст. Где-то час ночи. Машин – ноль. Пассажиров – как смысла: где-то должен быть, но в целом отсутствует.

Я не игроман, не тусовщик, не адепт круглосуточных кальянных. Просто так вышло, что мой организм перестал терпеть дневной свет. Словно вампир, только без готики и сексуального подтекста. Просто – если солнце, если много людей, если очереди, пробки, детский смех – я начинаю буквально растворяться в тревоге.

Она подкрадывается, как зверь.

Тихо, почти ласково. Изподтишка, со спины.

Она ещё не напала, но ты уже чувствуешь: рядом – опасность.

И вот – подлый прыжок.

Сдавленность в груди. Ком в горле. Не как от изжоги, но будто изжога – не у тела, а души. Тебе страшно и беспокойно, хотя объективно поводов нет.

Ты всё понимаешь – но не можешь выключить.

Ты как пожарный, который знает, что тревога ложная,

но уже в форме, уже бежит, уже горит внутри.

А потом – провал.

Организм, словно старый компьютер, уходит в синий экран смерти.

И пытается перезагрузиться. Снова и снова.

Без успеха.

В какой-то момент ты просто лежишь. Не отдыхаешь – а зависаешь.

Без мыслей, без желаний, без воли.

Только курсор внутри – мигает.

Словно говорит: «введите команду, если остались живы».

Днём я будто исчезаю. Становлюсь прозрачным, расфокусированным. А ночью – наоборот: словно возвращаюсь в тело. Не до конца, но хотя бы чувствую, что есть кожа, руки, руль под пальцами. Что я не просто наблюдатель, а что-то вроде участника.

И вот тут у меня всегда возникает вопрос:

Когда мы, совы, успели всё сдать жаворонкам?

Кто вообще додумался начать цивилизацию с рассвета?

Кто этот гений, который решил, что продуктивность начинается в 7-8 утра, а не в полночь с кружкой горячего шоколада и тишиной?

В природе полно существ, которые живут ночью. Хищники, летучие мыши, звёзды в конце концов. Но нет – мы почему-то все согласились, что настоящая жизнь начинается ещё до восхода солнца и звона будильника. С этого идиотского состояния: поднять – подняли, а разбудить забыли.

К чёрту будильник. Я за ночь.