Полковник заелозил рукавом по зеркалу, пытаясь стереть с амальгамы отражение незнакомца. И опять тень жены за плечом, и снова сомнения… Может, поздно дергаться? Забыла его уже, поди… Эх, в его-то возрасте биться над вопросами, которые волнуют юнцов с гладкими подбородками! В сущности, в своих отношениях с женщинами он так и не преодолел этот рубеж. На восьмое марта в подарок неизменно цветы, чулки капроновые, и щеки красные. Срам какой. Хуй забудешь такого соколика.

– Доброй ночи, – сказал Марат громко.

Семеныч вдруг тоже заметил вялое – в очках – движение.

– Здравствуйте, господин Сулейманов, – патологоанатом приветствовал капитана, появившись из-за лотков. – И Олег Семенович здесь? Вы по работе, или так, чайку попить? Могу заварку ошпарить. У меня и чайник в носочке вязаном готов.

Швецов был неопрятный и мелкий. Неудачный лаймово-зеленый пиджак, сальные волосы, курносый нос, датская оптика в пол-лица, окончательно его портившая.

– Сегодняшнего видели уже? Экспертное бы заключение, – сказал полковник.

– Ах, это, – Швецов поправил очки непроизвольным сморщиванием носа, – что тут скажешь… в пионеры не годится.

– Давайте без шуточек.

Швецов зыркнул исподлобья. «Укусит», – подумал Семеныч.

– Ну пойдемте.

Криминалист сместился к железной двери во второй зал, и опера вслед за ним проникли в новое помещение морга, еще более темное.

– Мертвецы не имеют права на солнечный свет, – буркнул Марат, патологоанатом услышал.

– Адвокатов мясу не положено, учтите.

Второй зал оказался посолиднее: с прозекторскими столами и бесконечной мозаикой морозильных камер. Швецов, с врачебной небрезгливостью шедший впереди, обнаружил искомый номер. Дверца распахнулась, он выкатил носилки.

– Ух, магия! Как кино из кассетника доставать.

Семеныч откашлялся. Меж тем док снял очки, моргнул босоглазо и вновь обулся.

– Смотрите, смотрите.

На провонявших нафталином носилках лежала голая, холодная, ничья плоть. Губы искривлены, глазные впадины запечатаны левкасом – чтобы душа не упорхнула, горло небрежным жестом перехвачено. В цвете кожи, пронизанной переплетением сосудов, читалась вялая синева.

– Уфф, – выдавил Марат, не в силах превозмочь внезапную неловкость. И даже полковник, человек загрубелый, умеющий видеть в жертве не более чем объект расследования, сулящего пипифаксную бюрократию, дрогнул от мистического предчувствия. Перед глазами его, прорвав барьер, непрошено возникла Таня. Рассеянная, сосредоточенная, испытывающая оргазм, собирающая чемоданы.

– Я тут набросал, – Швецов протянул полкану залащенный от сальной хватки лист. – В рай без справки не возьмут, пособим человеку.

Медик почесал в паху. Он перетекал глазами в глаза офицера, читал его лицом. Жутким канцелярским росчерком, что надежнее любых печатей, в бумаге сообщалось следующее: мужчина сорока-сорока двух лет, убит посредством вскрытия яремной вены, сосудов гортани и щитовидки, с последующим сцеживанием всего объема крови. В ране обнаружена глюкоза, мочевая кислота и собачьи гормоны. На основе сравнительного анализа выявлено, что тело схоже с двумя подобными телами, поступившими за истекший календарный месяц…

Полкан дочитал сочинение. Гербовая клякса на документе тоже была, в самом низу листа. И подписано минут десять назад: «Ш» – вилы торчком, «В» с двумя петельками, «Е» – вилы упавшие, и «Ц» восклицательная. «ШВЕЦ».

– Спасибо за аналитику, – Семеныч поскреб увядший одуванчик на голове. – Не будем задерживать тогда, пойдем.

– Так скоро? – Швецов сделал обиженное лицо. – Может, чайку? Могу заварку ошпарить… Чайник в носочке…

– По ночам не пьем. – Марат улыбнулся. – Да и работать надо.