– Кто он? Не тот ли сосед, которого вы пугаете по ночам скрежетом ногтей о стену?

– Я так и знала, что вы подумаете именно о нем! – сказала она и смахнула заблестевшую на щеке капельку влаги. «Заплакала или вспотела?» – подумал я. Мне начинал нравиться весь этот спектакль, все это разыгрываемое представление самодеятельной актрисы. – Я разочарую вас!

– Ничуть…

– … Это не сосед. Я его и не видела никогда. Я про соседа просто так вам сказала… И может за стеной вообще никто не живет…. Я не знаю, честное слово….

– Ну, конечно, если вы проживаете в чердачном помещении, то, уверяю вас, вы там совершенно одна… Ни соседа, ни соседки…

– Нет, я проживаю в цокольном этаже старинного дома. Этому дому более ста пятидесяти лет, и он главная достопримечательность этого города, – она заплакала. Она зарыдала, но делала это совсем беззвучно – только обильный поток слез по щекам. – «Слезы не моют, слезы жгут…» – это Тургенев сказал…. Я же просила вас не перебивать….

Я смотрел на нее, я не отводил взгляда даже тогда, когда надо бы было отвернуться, и дать ей время привести себя в порядок. Но я смотрел в упор. Смотрел и восхищался перевоплощением этой безумной…. Чего она хотела от меня – африканского слона? Зачем ей продолжение нашего знакомства, ей, этой белой медведице в черном?

– Прости меня. Я больше не буду тебя перебивать. Говори, – сказал я шепотом. Теперь я смотрел ей прямо в глаза, но разноцветных точек, тех точек, которые играли в ее зрачках ночью, я не увидел. – Хочешь, я приду сегодня к тебе на твой дурацкий чердак? Ты смоешь с себя весь этот бесцветный грим, снимешь эти самые безобразные в мире туфли. Ты расскажешь мне о своей любви. Я обещаю не перебивать тебя и слушать всю ночь, до утра…

– Нет, не хочу.

– Почему?…

– Я вас не люблю, глупый, и живу я не на чердаке. – Она поднялась из-за стола и взялась за поднос. – Я в подвале живу, я же вам сказала…. Никто никого здесь не слушает… Или не хочет слышать, или делает вид, что не слышит…. Такая трагедия, просто драма…. Прощайте.

Пока я хватал воздух, беззвучно раскрывая рот, она проследовала в сторону выхода. Если она сейчас опять испарится, и я не получу объяснения всем ее выходкам, то мне придется задержаться в этом городишке до выяснения всех интересующих меня вопросов. Теперь я разозлился. Я резко встал, натолкнулся на угол стола, отчего поднос с тарелками, кем —то оставленный на соседнем столе, с грохотом ударился о пол. Поскользнувшись на остатках пищи и осколках посуды, я все же присел, чтобы их собрать. И потерял время.

– Молодой человек, аккуратней, не порежьте руки, а лучше попросите веник, а еще лучше оставьте все как есть. Это входит в обязанности уборщицы, – услышал я знакомый голос. Подложив скрещенные ладони под подбородок, за соседним столом сидел писатель. Я удивился, что не заметил его сразу. В его тусклом взгляде, которым он провожал незнакомку, пряталась тоска. – Напрасно вы ей нагрубили. Теперь вам ее не догнать. Она дама утонченная, с манерами институтки. Если хотите добиться ее расположения, никогда не перебивайте. Она же просила вас об этом. Мы, мужчины, любим, когда нас слушают, а сами совершенно невыдержанны.

– Я полностью с вами согласен. У меня нет времени вас слушать, извините…

– У вас нет ни малейшего шанса ей понравиться. Даже не пытайтесь. Мне знаком ее вкус…

– А с чего вы взяли, что я хочу ей понравиться? Мы не знакомы с ней, я даже имени ее не знаю, – сказал я и посмотрел в сторону гардероба. Она действительно испарилась.

– Я предвижу ваше удивление, если скажу, что тоже не знаю ее имени. Вот, как-то так получилось.… Мы общаемся с ней почти полгода, а имя ее мне не известно. Мое ее тоже не интересует, – старик вздохнул и предложил мне присесть. – Что вас в ней так взволновало?