Я поперхнулся и закашлялся. Неужели мой интерес к этой даме так бросается в глаза окружающим?

– С чего вы взяли, что я взволнован?

– У вас пуговицы на пиджаке неправильно застегнуты… Она чудесная женщина, приехала к нам издалека полгода назад. Своей добротой и приветливостью располагает к себе всех, кто обращает на нее внимание. Но ближе, чем на расстояние обеденного стола никого к себе не подпускает. Вы понимаете образность моего выражения?…

– Да, уж! Я понимаю.

– Ее тайна, ее недосказанность возбуждает к ней интерес многих мужчин в городе.

– Если бы я не видел даму, о которой вы так образно выражаетесь, я подумал бы, что вы говорите о Елене Прекрасной.

– Вам не идет малодушничество, молодой человек. Ее привлекательность не во внешней красоте, а во внутреннем совершенстве. Она способна на поступок. При всей своей хрупкости…

– Мне кажется, что мы говорим о разных женщинах….

– Это вам только кажется… Так вот, при всей хрупкости ее натуры, она очень сильная, очень, – сказал писатель и опять так тяжело вздохнул, что я почувствовал его отверженность этой безымянной дамой. Так могут вздыхать только глубоко ущемленные мужчины, страдающие от своей интеллигентности, робости и преклонного возраста. Сентиментальный тон беседы еще больше выводил меня из себя.

– Мне не хотелось бы вас перебивать, но мне пора. Обеденный перерыв заканчивается… – Я встал.

– Да, да, конечно. Вы позволите дать вам один совет?..

– Попробуйте.

– Лучше не влюбляться в нее…

– Я не успею. Завтра уезжаю из вашего города. Моя командировка подошла к концу! А за совет – спасибо. – Я отошел от старика, возле входной двери я оглянулся. Старик пил компот из граненого стакана с видом английского лорда, дегустирующего вино двадцатилетней выдержки. «Притон идиотов!» – сказал я сам себе, в надежде, что эта мысль меня развеселит. Но я не дождался улучшения настроения. И, спустя несколько минут, я точно знал, каким будет мой последний вечер в этом городе. Прощальный банкет с Хомичевым и сослуживцами в мои планы на вечер не входил!

***

Когда я вбежал в подъезд знакомого дома, вечерняя улица горела ярким светом фонарей. А в подъезде было темно и тихо. Я не думал о том, что мой настойчивый стук в чердачную дверь может нарушить чей-то покой. Мне было наплевать на всех, кого могло напугать мое вероломство.

Как альпинист изо всех сил взбирается на вершину пика с единственным желанием осознать смысл своего существования в этом мире, так и я карабкался по скрипучим ступеням потайной лестницы на чердак только с одной целью – осознать степень своего безумия и страсти к этой женщине.

– Молодой человек, вы не ошиблись дверью? – донесся голос Артура Борисовича с площадки. – Мне нравится ваша пунктуальность, но оскорбляет ваша невнимательность. Разве можно перепутать чердак с третьим этажом? Спускайтесь, голуба. Я боюсь оказаться в потоке сквозняка, а силы теперь не те, чтобы сопротивляться…

– Я действительно что-то напутал… Простите, ради Бога… Как-то проскочил и не заметил. Такая темнота в подъезде, – вдруг залепетал я.

– С кем не бывает! В наших подъездах нельзя оставить и спичечный коробок, а вы хотите, чтобы лампочку, источник света и тепла, не выкрутили. Довели страну до нищеты… Бог им всем судья… Проходите, пожалуйста. Тапочек вы с собой, конечно, не взяли, поэтому оставайтесь, в чем пришли.

– Благодарю, – ответил я и снова смутился. Но мое смущение оставалось незамеченным до тех пор, пока я не вошел в комнату. На огромном диване в подушках, расшитых шелком, сидела Аглая Витальевна! Точнее, женщина, которая была на нее похожа. Теперь я не торопился с выводами и не проявлял поспешной вежливости.