– И чего этот директор?

И я, непонятно зачем, распушил хвост, расхвастался:

– Директор, он покривился, но говорит: «Валяй попробуй». Я и попробовал. Поехал на огромный химкомбинат, возле которого все эти экологи, как коты возле сметаны, крутились, чтобы штрафами обложить или взятки получить. Узнал про самый вредный их отход, набрал килограмма три. Привез в лабораторию. Изучил, прикинул, куда его можно применить, и им для эксперимента привез грузовик отходов, попробовали, говорят, пойдет на все сто! Короче, решил не одну, а две проблемы. Теперь у этих нет вредоносного отхода, а у тех нет проблем с сырьем. И продукция стала дешевле. Теперь даже расширяться собираются.

– Круто, – протянул Витек.

– А тебя-то отметили или как? – спросил Тимоха.

– Меня-то? Меня-то «или как». Отметили, – хмыкнул я, – директор премию смешную выписал, да так и не выдал. А сам и к тем, и к этим присосался. Вот теперь и подумываю, может, свое дело открыть, что ли? Таких заводов полно. У каждого свои проблемы. К чему мне этих дармоедов лжеученых директоров-академиков катать на своем горбу?

– Этих лжеученых академиков надо гадюкам на пропитание откатить. В этот серпентарий, – поддакнул Витек.

Мужик покачал головой:

– Не, не сомневайтесь, здесь этого сексу в ближайшее время не будет.

Говорил он убедительно, не спеша, с расстановкой.

– А чего будет? – спросил Тимофей.

– Будет этот, опять запамятовал, – мужик поставил на землю ведро, почесал затылок и крикнул в темноту: – Как его, Андрюха, как его называют, который будет?

Мы присмотрелись и увидели бабу в огромном платке, распахнутой кацавейке, подбитой облезлым кроликом, в полосатой юбке и в таких же, как у первого, резиновых сапогах.

Баба выпрямилась и оказалась крепким мужиком. Под кацавейкой полосатилась длинная, ниже колен, тельняшка.

– Ты чего, Петруха?

– Да я позабыл, как этот называют, который будет?

– Этот, который завтра будет, в смысле заступит сторожить, это Жорик, сменщик наш, он как ты, – Андрюха показал на Тимоху, – тоже военным раньше был. Гадов этих, почти всех, сам перебил. Жорик до этого дела дюже охочий. И тварей пресмыкающих жуть как не любит. И сноровка, куда нам. Почти всех сам и укокошил. А мы так, только чуток подсобили.

Мужик отер руки о подол тельника и переспросил:

– Так ты чего, Петруха?

– Да позабыл я, как этот называют, который будет?

– А, этот, – Андрей отдышался, – будем узнавать ху из ху.

– Не, про ху я помню, а сперва который будет?

– А, сперва, сперва этот будет, хэллоу вин. Потому как известно, ин вина веритас, и что у пьяного на уме, у тверезого на языке, или наоборот.

– Мы в армии тоже языков брали. Полезное дело, – согласился Тимоха.

– Да, так вот! Этот будет, хэллоу вин, – подтвердил тот, который объяснил про гадюк, – видишь, бурак прошлогодний копаем. Свекла перемороженная, она слаще, это знать надо! Потом будем бражку делать. Потом гнать, потом от сивухи чистить и настаивать на поджаристых сухих яблоках и через угли березовые пропускать, а уже потом будет этот самый хеллоу вин. Понятно?

Мы кивнули, удивляясь замысловатости превращения одного мероприятия в другое.

– А вы тут чего? – проявил бородатый интерес к нам.

– А вы кто? Вас, извините, как зовут? – вместо ответа раскрыл рот я.

– Я-то? Ну ты прямо как фарисей какой, – хмыкнул худой, – мы тут с братаном, Андрюхой, охраняем. Так сказать, сторожим, а в свободное время на речухе местной рыбешку ловим. Ловим так, по мелочам, смолоду к ушице привыкли, вот и ловим. А зовут Петя.

Мужик приосанился, разгладил усы, бороду и протянул руку, повторив: «Петр».

Мы пожались.