В качестве эпиграфа к «Пионерам» Купер выбрал строки из поэмы Полдинга «Обитатель лесной глуши» (1818), говорящие о неповторимом своеобразии Америки:

Здесь крайности времен и стран различных,
Обычаев и нравов своебычных
Сошлись в контрасте пестром и чудесном,
Другим векам и странам неизвестном[116].

А в письме к первому редактору «Норт америкен ревью» Ричарду Генри Дане Купер писал о своих сокровенных надеждах, связанных с романом «Пионеры»: «Если мне удастся вызвать интерес, способный пробудить дремлющие таланты нашего народа, и в какой‐то мере очиститься от позора тупости, который наши враги поспешили приписать нам и утверждению которого немало способствовала наша апатия и повседневная занятость, то я работал не напрасно»[117].

Один из американских критиков удачно подметил, что подобно тому как вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели», так вся последующая американская литература «вывалилась из шубы», в которой судья Мармадьюк Темпл въезжает в начале романа в свой городок Темплтон[118]. Не избежал этого воздействия и «Гекльберри Финн» (несмотря на то, что его автор написал позднее пародию на романы Купера) – книга, из которой, по словам Хемингуэя, вышла вся современная американская литература. Конец романа Марка Твена, когда Гек собирается бежать на свободную индейскую территорию, перекликается с концом «Пионеров», завершающихся знаменитой фразой: «Охотник ушел далеко на Запад – один из первых среди тех пионеров, которые открывают в стране новые земли для своего народа».

Сила заключительной сцены «Пионеров» поражала современников. Тот же Ричард Дана писал Куперу по прочтении романа, что образ Кожаного Чулка буквально потряс его: «Так великолепно создан характер Кожаного Чулка, что я боялся, сумеет ли он оставаться на такой высоте до конца романа. Но он не перестает восхищать нас до самой последней сцены – лучшей и безусловно самой трогательной во всем романе. Один из моих друзей сказал об уходе Натти из поселка: “Как бы хотел я уйти вместе с ним!”»[119]

И снова приходится признать, что в образе Натти Бумпо в «Пионерах» американский реализм показал, что он может создать в будущем. «Путь к подлинному реализму лежит через поэзию чувства, и он <Купер> владел этим искусством, – пишет Джозеф Конрад. – Только оно проявлялось в неторопливой манере повествования, свойственной его времени»[120].

«Пионеры» положили начало изображению конфликта между человеком и обществом в американском романе. Бегство Натти в прерии, героя Мелвилла – в море или Торо – на соседнее лесное озеро вызвано тем, что американец не в силах выносить серую, гнетущую повседневность, жить в соответствии с буржуазными законами, правилами и моралью. В этом бегстве героя от буржуазной цивилизации – протест одинокой личности, не желающей подчиниться новому укладу американской жизни.

Вместе с Кожаным Чулком в роман входит великая романтическая стихия американского Запада. Романтика и реалистические элементы органически сочетаются в «Пионерах».

Условия американского фронтира, описанные Купером в серии романов о Кожаном Чулке, вновь возникают на палубе мелвилловского «Пекода», в домике на Уолдене. Даже Марк Твен в «Приключениях Гекльберри Финна» отдал дань романтизму с его бегством от буржуазной цивилизации и буржуазного воспитания (оказавшегося Геку не по вкусу) на лоно природы. В наше время уход в природу от буржуазной цивилизации вновь возник на страницах книг Хемингуэя, Фолкнера, Стейнбека.

Среди американских писателей XX в. воздействие куперовской традиции особенно чувствуется в рассказах Фолкнера («Сойди, Моисей!», «Осень в Дельте», «Медведь»). Дикие места Северной Америки, где некогда охотились индейцы Купера, исчезают на глазах читателей Фолкнера. Цивилизация утверждается в последних оазисах американского фронтира. Эта тема в произведениях Фолкнера перекликается с куперовской критикой шествия буржуазного «прогресса», а его Исаак Маккаслин во многом напоминает Кожаного Чулка в старости.