Тимофей Зуев предложил действовать под видом речной полиции. И что лучше всего совершить нападение, когда судно переместится в нижнюю часть реки, примерно за сутки до его подхода к пристани посёлка Забудалово, являвшейся местом высадки конвоя с генералом и другими осуждёнными, вдали от крупных населённых пунктов с их многочисленной полицией и Росгвардией.

На том и остановились. Обговорили ещё кое-какие вопросы.

Речь зашла об оружии.

Я сказал, что нам с Михаилом достаточно будет стволов, которые мы спрятали во время моего прошлогоднего пребывания в Ольмаполе и его окрестностях.

Тогда, год назад, я приезжал на родину, чтобы выполнить последнюю волю своего погибшего друга Филиппа Никитича Татаринова, с которым мы вместе отбывали сроки в «Полярном медведе». Татаринов был смотрящим, главным среди блатных, то есть зэком, отвечавшим за ситуацию в лагере и взаимоотношения между сидельцами. Блатным был и Михаил Болумеев.

Я же относился к низшей касте мужиков – к заключённым, оказавшимся на зоне случайно, в силу тех или иных житейских обстоятельств или по дурному норову своему привнёсшим сумятицу в человеческое сообщество.

Впрочем, ко мне относились с уважением и блатные, так как я мог постоять не только за себя, но и за тех, кого опекал. Что многажды доказывал. С Татариновым мы были друзьями и в течение всего совместного пребывания на зоне, и после, уже на воле.

Оружие наше находилось в лесном схроне возле Салымовки, обезлюдевшей деревеньки, расположенной за сорок километров от Ольмаполя.

Это были снайперская винтовка «Гюрза-2» с оптическим прицелом и три пистолета. Два моих – ТТ и «Грач»; последний – восемнадцатизарядный, со скорострельностью тридцать пять выстрелов за минуту, но немножко капризный, иногда дававший осечки в холодном состоянии. И болумеевский «Макаров», иначе ПМ.

Полковник и его помощники также были вооружены: пистолетами и короткоствольными автоматами. И ещё у нас был один шприцемёт, тоже выполненный в виде пистолета.

Всего этого было вполне достаточно для затеваемых действий.

Кроме того, Лошкарин должен был обеспечить всех надёжными документами, гласившими, что обладатели их являются значимыми сотрудниками Госбезопасности.

Мы собирались выехать через день после встречи на явочной квартире, но заминка с получением этих удостоверений, которые обещала предоставить полковнику какая-то неведомая мне и Михаилу сетевая организация в силовых структурах, задержала нас в Москве на несколько суток.

Отмечу, что обсуждение плана операции по освобождению генерала Храмова в значительной степени носило формальный характер, так как ещё до нашего с Михаилом приезда Лошкарин со своими собровцами обговаривали его, пришли к точно таким же выводам и уже начали предварительную подготовку. Об этом позже с игривой усмешечкой обмолвился Глеб Фролов.

Уже по завершении совещания Михаил, ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс вопросительно:

– А кто на самом деле эти военные чиновники, которых обличал генерал Храмов?

Вопрос прозвучал с несколько наивными интонациями.

– Эти чиновники – паркетные шаркуны, прирождённые холуи, которые усердно лижут зад начальникам, стоящим над ними, – сухо ответил капитан Зуев. – Благодаря своим «выдающимся талантам» они успешно строят карьеры и обретают огромную власть, в то время как достойные, способные офицеры, настоящие профессионалы, задвигаются в дальний угол и остаются в тени. Такая практика, наносящая огромный урон армии и державе, в настоящее время сплошь и рядом.

С момента отправления поезда прошло два часа.

Взглядом и кивком головы я сделал знак Болумееву; мы поднялись и прошли в вагон-ресторан. Сели за один из свободных четырёхместных столиков напротив друг друга. Подошёл официант. Заказали еду из трёх блюд.