Врач, прибывший вместе с полицейскими недолгое время спустя, констатировал лишь смерть несчастной.

Случилось так, что вся эта трагедия дочки и матери Солодниковых дошла до Филиппа Никитича Татаринова. И привела его в мрачное состояние духа. Он даже выпил немного коньяку, дабы расслабить нервы, чего обычно не делал в течение рабочего дня.

Поразмыслив немного, Татаринов вызвал к себе Михаила Болумеева, рассказал о Солодниковых и велел ему разыскать насильников. И наказать по справедливости. Тот привлёк своих подручных.

На город словно накинули мелкоячеистую сеть, сквозь которую не могла незаметно ускользнуть ни одна мало-мальски стоящая информация.

Если на поиск Ермилина и его наказание Юна Артемьевна потратила в общей сложности пять лет, то помощники Татаринова ту же работу выполнили за три дня.

Одного прелюбодея зарезали в тёмном проходе между нежилыми постройками, второго вытолкнули из лоджии одиннадцатого этажа двенадцатиэтажного дома.

Болумеев лично участвовал в обеих расправах. С предварительными объяснениями педофилам, за что их собираются превратить в прах земной.

В первом случае виновник гибели Янины Солодниковой бросился бежать, достиг конца прохода и уже начал поворачивать за угол, но Михаил метнул вдогонку нож. И угодил ему в спину возле левой лопатки. Тот упал.

– Ты понял, за что тебя? – спросил Михаил, наклонившись над поверженным.

В ответ послышалось недолгое хрипение, лишь отдалённо похожее на слово «да-а».

– Ну, хоть это хорошо, – произнёс исполнитель наказания.

Удары тем же ножом в шею и левый бок довершили начатое.

Второго групповушника, двадцатипятилетнего парня, застали ночью в квартире, которую он снимал.

– Я н-не хотел, – заикаясь, сбивчиво сказал тот в ответ на обвинение. – Это всё Рыскунов, он всё затеял.

– Но тебе понравилось? – спросили у него.

– Не-е, у неё и грудок-то толком ещё не было. Я таких не люблю. И я был последним.

– Последним – разве это что-то меняет? – сказал Болумеев. – Ты виновен, значит, должен расплатиться. Это ты заразил её триппером?

– Нет, наверное. Я к тому времени уже вылечился.

Предварительно мохнорыльника заставили выпить водку. Поллитровку с лишним. Стакан за стаканом. Когда он пришёл в невменяемое состояние, его вывели в лоджию.

– Куда вы меня ведёте? – спросил он заплетающимся языком.

– Гулять, – ответили ему. – Сейчас ты хорошо прогуляешься. И мозги у тебя прочистятся.

Был сильный дождь с грозой, молнии сверкали одна за другой, гром гремел, не переставая, и звук разбившегося тела никого не потревожил.

Осталось добраться до Николая Рыскунова, инициатора изнасилования Янины. Но начались масштабные полицейские преследования людей, возглавляемых Татариновым, затем он сам был убит, и стало не до того.

– Здо́рово ты, не дрогнула у тебя рука, – сказал я, подытоживая повествование Болумеева.

– Пепел Клааса стучал в моём сердце, – ответил Михаил словами из знаменитой книги «Легенда об Уленшпигеле». – А тебе надо было всё же уничтожить этого подонка Рыскунова.

– Ладно, чёрт с ним, – ответил я с некоторым чувством виноватости и досады. – Переделывать сделанную работу не будем; добивать глубокого инвалида – не для меня.

Через трое суток после прибытии в Ольмаполь полковник Лошкарин собрал нас в своём гостиничном номере и оповестил, когда и каким именно транспортом генерал Храмов будет этапирован к месту заключения.

– Информация получена из надёжного источника, – сказал он. – Сначала Храмова доставят в Красноярск. Поездом, в специальном вагоне для осуждённых. В так называемом вагонзаке. Внешним видом он практически не отличается от многих других типовых цельнометаллических вагонов.