Ничего хорошего в этих транспортировках нет; сидишь, точимый тоской, в душной камере без окна, как зверь в клетке, вместе с другими осуждёнными. Среди них нередко бывают и чрезвычайно опасные. Негативная тяжёлая энергетика таких личностей ощущается на физическом уровне.

Могут попасться и маньяки, в том числе такие, у которых неистребимая психопатическая тяга к душегубству. С ними особенно нужно держать ухо востро и всегда быть готовым к столкновению. Такие персонажи хуже самых страшных хищников. Последние обычно нападают на свою жертву лишь будучи голодными, а серийные убийцы – в любой момент, как только их настигнет патологическое обострение, и случается это внезапно.

Более-менее уверенно чувствовать себя давала только способность свернуть шею любому из этой мрачной разношёрстной компании, исходящей ненавистью ко всему добропорядочному. Но самое лучшее – быть подальше от неё.

Когда поезд перевалил через Уральский хребет, лесные массивы исчезли и потянулась однообразная плоская степь, наполненная сладкими, кружащими голову запахами цветущих трав. Час утекал за часом, а пейзаж с его ровным однообразным горизонтом почти не менялся. Редко когда попадались берёзовые рощи, называемые колками.

Бездействие угнетало и приводило в состояние, напоминавшее психологическое оцепенение.

Михаил убивал время, отправляясь на свою полку полежать в объятиях морфея. Иногда он шёл к проводницам и завязывал с ними разные шутейные разговоры с любовным подтекстом. Полковник Лошкарин что-то чиркал карандашиком в небольшом блокноте. Я размышлял о судьбе человечества и его предназначении, а также о скором будущем, ожидающем нас. И рисовал мысленные картины с участием Натальи Павловны и наших сыновей-близняшек.

– Длинная дорога – это средство для отупления мозгов! – заявил Михаил к концу второго дня, после того как отлежал бока.

Вот он-то, пожалуй, ни о чём сколько-нибудь значительном не думал, а жил только ощущениями текущего бытия.

– Буду я ещё голову забивать себе разной дребеденью, – говаривал он порой, отталкивая от себя даже намёк на какие-нибудь отвлечённые рассуждения.

Уже в поезде, спустя сутки после отправления из Ольмаполя, полковник Лошкарин получил эсэмэску от одного из своих информаторов, служившего в правоохранительных органах, о том, что в Красноярске генерал Храмов будет выведен из партии осуждённых. И к месту заключения его повезут водным путём одного. На контейнеровозе «Академик Маслов». Под надёжным конвоем, разумеется.

– С чего бы отделять его? – сдвинув брови, проговорил Лошкарин. – На кой чёрт везти Храмова порознь от других? Не нравится мне всё это, очень не нравится. Ладно, там посмотрим, что к чему, разберёмся по ходу дела.

Он позвонил Зуеву и сообщил о предстоящих изменениях в этапировании генерала.

Наконец прибыли в Красноярск, более чем миллионный город, раскинувшийся на обоих берегах Енисея.

В открытом тамбуре вагона распрощались с симпатичной проводницей.

– А ты хорошенькая, – сказал ей Михаил на прощанье.

– Вот я тебе! – шутливо ответила она и погрозила ему пальчиком. – Будешь знать.

– Что, не понял?

– Укушу, вот что. Съем, ха-ха.

– С удовольствием побыл бы в твоём чудесном организме и слился с ним воедино на полчасика.

– Хулиган!

– Жаль, мало было времени для лучшего знакомства. Вот встретимся на обратном пути, и тогда уж ты да я да мы с тобой…

– Ага, встретимся, как же!

На вокзальном перроне нас ждал Тимофей Зуев.

Взяли такси, проехали в правобережную часть города, где бывшие собровцы снимали трёхкомнатную квартиру на втором этаже пятиэтажного дома.

К своему удивлению, в прихожей рядом с Глебом Фроловым я увидел Леонида Голованина, с которым мы в составе группы спецназа ВДВ воевали на Ближнем Востоке. Он был тогда сержантом, а я – старшим сержантом.