Мы с Михаилом переглянулись. Нам обоим доводилось «путешествовать» в подобном транспортном средстве – с зарешёченным внутренним пространством, под вооружённым конвоем. Мне – один раз, ему – трижды.

– В вагонзаке восемь камер, – продолжил Лошкарин. – Три малых и пять больших. В одной из них, малой, отдельно от остальных осуждённых будет находиться Борис Александрович Храмов, честный боевой генерал, а не вороватая канцелярская крыса, каковым его представили судебные органы. Как вы понимаете, наш путь тоже поначалу до Красноярска. Дальше, к самому месту заключения, всю партию арестантов – об этом у нас уже был разговор – повезут водным путём на сухогрузном теплоходе. Нам важно не отстать от него и под видом полиции вмешаться в решающий момент.

У каждого из нас кроме гражданской одежды была повседневная полицейская форма подходящих размеров: пиджак, брюки, рубашка и кепка. И обувь из хорошей кожи, соответствовавшая общей цветовой гамме костюмов. А также полицейские же плащ и куртка на случай непогоды. Всё было закуплено в одном из московских магазинов Военторга.

– Вопросы есть? – произнёс полковник, закончив докладывать.

– Разрешите? – сказал Зуев, поднявшись с места.

– Говори.

– Когда едем?

– Ты и Глеб – послезавтра. Прибудете в Красноярск, займётесь материальной подготовкой для проведения заключительной фазы операции, непосредственно связанной с освобождением генерала. Купите достаточно надёжное быстроходное судно; мы это тоже обсуждали. Также закупите продовольствие и прочее, что может понадобиться на всё время экспедиции по Енисею и последующее передвижение по тайге. Денег у вас достаточно – и наличных, и на банковских карточках.

Получив от полковника необходимые инструкции, капитан Зуев и лейтенант Фролов быстро собрались и отправились на железнодорожный вокзал за билетами. Через день они скорым поездом выехали в Красноярск.

А я, Болумеев и Лошкарин взяли билеты на поезд, к которому должен быть прицеплен вагонзак с генерал-майором Храмовым и другими осуждёнными.


Со дня нашего прибытия в Ольмаполь прошло две недели. Шла уже третья декада июня. Дни тянулись мучительно долго. В какой-то мере мы коротали их, занимаясь упражнениями на выносливость и отработками приёмов рукопашного боя.

Выезжали за город и там, на поляне, окружённой осокорями и узколистным лохом, тренировались и устраивали спарринги.

Особый упор делали на выучку Михаила, так как его техника и тактика в рукопашном отношении больше походили на обычную уличную драку. Он всё схватывал на лету и освоил немало из того, что я и полковник показывали. Вдобавок у него была необыкновенно высокая скорость движений, что давало дополнительное преимущество в схватке с противником.

И вот наступил день нашего отъезда. Приехали на вокзал, поднялись в купейный вагон, прошли в своё четырёхместное купе, выкупленное на троих. Полковник Лошкарин расположился на левом от двери диване, я – на правом. Болумеев занял полку надо мной.

Впереди – двое с лишним суток пути.

За несколько минут до отправления Михаил спустился на перрон и прошёлся вдоль состава.

– Не опоздайте только! – в спину ему крикнула проводница, стоявшая у входа в вагон, миленькая такая, симпатичная.

– Ни в коем случае! – махнув ей рукой и смеясь, отозвался он и пошёл дальше.

В купе Болумеев вернулся, когда поезд уже тронулся.

– «Тюрьма на колёсах», – сказал он, присев на диван рядом со мной, – в конце эшелона, как и всегда. А потом, после перецепки, будет спереди, сразу за локомотивом.

Он говорил о вещах, известных каждому зэку, побывавшему на железнодорожном этапе. Просто чтобы почесать языком. И ему, и мне, повторяю, доводилось курсировать в тюремных вагонах. При доставке к местам заключения.