– Что-то я не видал этих училищ, – попытался возразить ей Койт, но в ответ получил приличный шлепок мокрой мочалкой по ягодицам:

– А консервы с написью «Тушёное филе беспризорника» ты в магазинах или в гуманитарке видел? Ладно там, когда несут бред про отлов на органы… Но идиотизм с консервами я впервые слышу от тебя…

– Но Коста говорил… – начал было Койт, но осёкся, поняв, что болтает лишнее.

– Какой ещё Коста? – Подловила его на слове матушка.

– Да так, знакомый мальчик…

Наступила тишина, так как на Койта навалилась усталость. Немудрено, ведь полтора часа назад в него стрелял губровец, а теперь его отмывает в ванной какая-то помешанная на чистоте незнакомая ему тётка. При таком темпе событий и правда можно поехать крышей.

Эмма, тем временем, закончила сражаться с застарелыми черными пятнами под коленками Койта, и с удовлетворением в голосе указала ему на плескавшуюся у него в ногах серовато-коричневую жижу:

– Вот это всё сошло с тебя. Я так понимаю, тебя никогда не мыли по-настоящему.

Кстати, а как тебя зовут?

– Койт.

– Серьёзно?

– Ну, да…

Эмма, похоже, тоже немного притомилась, отмывая мальчишку, присела на придвинутую табуретку. Грязная вода уходила в отверстие ванной, но матушка сказала обрадовавшемуся было Койту, что голову-то они ещё не мыли:

– Так что давай, присядь ещё раз, я напущу свежей водицы, и мы отмоем твои завитушки, чтобы ты стал красивым эстонским мальчиком.

Голос Эммы стал гораздо приветливей.

– А почему эстонским? – спросил Койт, зажмурив глаза, так как матушка намылила ему волосы ароматным шампунем.

– Потому что Койт, по-эстонски, означает рассвет, – ответила она, – мой отец был по происхождению эстонцем, мои предки жили острове Сааремаа…

– А это где? – Койт от волнения открыл глаза, пена попала в них и защипала, Эмма быстро окатила ему лицо чистой водой, – А вдруг я тоже с этого острова? И меня там ждёт мамка. Где этот остров? Где Дикие Острова? В Тёплом Океане?

– Нет, мышонок, он далеко-далеко.. . На Земле.

Опять наступила тишина. Матушка второй раз намылила и ополоснула кудри Койта. В дневном свете из окна они вдруг вспыхнули прозрачным золотом. Койт размышлял о том, могли ли его родители быть и вправду оттуда, с родины богов, и будто угадав его мысли, Эмма спросила:

– А ты родителей совсем не помнишь?

– Нет. Но мамка жива, я верю в это… Папка – не знаю, но мамка жива…

– Что ты вообще помнишь? Я имею ввиду, самое раннее твоё воспоминание.

Койт задумался:

– Я помню семью фермера, где я вроде жил, но они были мне не родными. Лица не помню. Только светлые пятна. Много детей. А потом пришёл взрослый мальчик, почти взрослый, меня забрал и мы долго бродили, пока не пришли в Чектаун.

– Это тот, которого ты зовёшь Костой?

Койт вздохнул и сдался:

– Да, его зовут Коста. А у вас … – Койт хотел сказать просто Эмма, но вспомнил, что ему велено обращаться как положено в армии, по званию, – А у вас, матушка Эмма, есть дети?

– О да, мышонок, и ты их непременно увидишь, уж они-то своего не упустят… А вот Койтом тебя Коста назвал?

– Я тоже спрашивал, но он ответил, что когда меня забирал, я был в комбинезоне, там на плече был… Как его…

– Шеврон? Ну, нашивка?

–Да. Там было три звезды а посередине надпись «Койт», Вот так я Койтом и стал.

Эмма задумалась, нахмурилась, будто что-то припоминая.

– А среди ваших детей мальчик есть? – спросил Койт.

Эмма посмотрела на Койта как-то странно, пронзительно что ли. Так могут смотреть только мамы:

– Хочешь я покажу тебе одну игру, – и, не дожидаясь ответа, она плеснула в воду колпачок шампуня, включила напор побольше, ванная начала быстро наполняться, так, что Койт подвсплыл, оторвался попой от днища. Попёрла пена, и когда она наполнила ванную до краёв, матушка выключила воду и принялась подбрасывать пузыри пены, дуя на них и заставляя лететь под потолок. Койт, смеясь, повторил это.