Марек, стоящий в нескольких шагах, почувствовал, как воздух вокруг него будто застыл. Его ноги, окутанные ледяным страхом, словно приросли к полу. Каждое его усилие сдвинуться с места было тщетным, как попытка бежать в вязком болоте. В горле застрял ком, а в груди разлилась беспомощность, которая сжимала его лёгкие железным обручем.

Запах в комнате изменился. Теперь он напоминал смесь тлеющей золы и железа, тяжёлую, почти удушающую. Этот запах проникал в ноздри, заполняя всё сознание мальчика, заставляя его глаза распахнуться ещё шире.

Лия, заключённая в объятиях теней, была поднята в воздух. Её тело слегка дрожало, а волосы, рыжие, как огонь, свободно падали вниз, придавая ей вид пламени, застывшего в ночи. Её рот был приоткрыт, но звуков больше не было – тени лишили её не только свободы, но и голоса.

Грила шагнула вперёд, её тяжёлый плащ шуршал, касаясь пола. От её фигуры веяло чем-то древним и жутким, как будто сама ночь ожила и пришла забрать своё. Посох, который она держала, блестел тусклым зелёным светом, а металлический крюк на его конце отражал отблески огня, медленно угасающего в комнате.

Она подошла к Лии, и мальчик впервые увидел её вблизи. Её лицо, изрезанное морщинами, казалось застывшим в маске холодной жестокости. Её глаза, жёлтые, как светящийся янтарь, смотрели на девочку, но в них не было ни капли сожаления.

– Ты узнаешь, что такое истинное наказание, – прошептала Грила, её голос был тихим, но проникал в самое сердце, словно ледяной ветер, обжигающий до боли.

Крюк, который она держала, мягко коснулся груди Лии. От этого прикосновения по воздуху разошёлся запах – тяжёлый, ржавый, с примесью чего-то древнего, напоминающего мокрый мох, от которого веяло смертью.

Марек хотел закричать, но его голос предательски отказал. Его ноги не могли двигаться, руки дрожали, как осенние листья, потревоженные ветром. Он видел, как тени, послушные воле Грилы, начали закручиваться вокруг Лии сильнее, превращаясь в смерч, который увлекал её в небытие.

Его сердце сжалось, когда он услышал слабый, почти неслышный вздох сестры. Этот звук был последним, что она оставила после себя. В мгновение ока Лия исчезла, и тени вместе с ней рассеялись, как дым, оставив за собой лишь пустоту.

Запах в комнате стал удушающе густым. Железо, сырость и ледяной воздух смешались в один зловещий аромат, который заполнял лёгкие Марека, словно заглушая его собственное дыхание.

Он упал на колени. Деревянный солдатик выпал из его рук и глухо ударился об пол. Слёзы потекли по его щекам, горячие и солёные, как маленькие ручейки, вытекающие из источника, который невозможно было остановить.

– Сестра… – прошептал он, его голос был слабым, как затухающее пламя.

Комната погрузилась в мёртвую тишину. Марек остался один, и это одиночество было густым, как мгла. Ему казалось, что воздух вокруг стал ещё холоднее, а стены – ещё ближе, сужаясь, словно пытаясь его раздавить.

Он дрожал, но не от холода. Страх сковал его тело, проникая в каждую клетку, заставляя его чувствовать себя маленьким и беспомощным, словно муравей перед необъятной тенью.

Запах зимнего ветра напоминал о присутствии Грилы, а запах железа и смерти оставался в комнате, напоминая о том, что только что произошло.

Он не знал, сколько времени прошло, пока он сидел на полу. Может, минуты, а может, часы. Но одно он знал точно: этот запах и этот момент останутся с ним навсегда.

Снаружи морозная ночь поглотила деревню, укутанную в тишину, как в невидимый саван. Лёгкий ветер, пришедший с дальних холмов, приносил с собой запах зимнего воздуха – свежего, но пронизывающего до самых костей, с горьковатыми нотками инея, осевшего на ветвях деревьев. Но этот холодный аромат был смешан с чем-то иным, чем-то чуждым: слабым, почти неуловимым запахом сырой земли и железа, который сопровождал Грилу, когда она выходила из дома.