Дети замерли. На пороге стояла Грила, её фигура, едва освещённая дрожащим пламенем, казалась огромной, нелепо высокой для низкого помещения. Её тяжёлый плащ, обшитый грязным мехом, свисал до пола, и при каждом движении издавал едва слышимый шорох, как трение высохших листьев.

Посох с крюком блестел в её руках. Металл на его конце отражал пляшущий свет огня, и каждый шаг Грилы сопровождался тихим, угрожающим эхом, будто не она ступала по полу, а сама комната отзывалась на её присутствие.

Морозный воздух принёс с её приходом новый запах – пряный и горьковатый, он был похож на смесь палёного дерева и старой золы, смешанных с чем-то тяжёлым, напоминающим гниющий мох.

– Кто… вы? – наконец выдавила Лия. Её голос дрожал, но она старалась казаться смелой.

– Я та, кто пришла за тобой, – ответила Грила, и её голос был низким, хриплым, словно он рождался из самой глубины земли, где слова смешивались с эхом бесчисленных веков.

Лия вскочила на ноги, заслонив собой Марека. Её движения были резкими, а в глазах зажглась тень ярости.

– Вы… вы не можете нас забрать! – закричала девочка, но даже она почувствовала, как слаб её голос в присутствии этого существа.

Грила наклонила голову набок, и капюшон слегка соскользнул, открывая её лицо. Глаза, жёлтые, как светящиеся угли, вспыхнули в тени. Это были глаза, полные вечной тоски и ненасытного голода, и дети не могли отвести от них взгляда.

– Ты думаешь, что можешь мне приказывать? – прошептала она, и её слова были похожи на дыхание ледяного ветра, проникающего под кожу.

Лия замерла. Её руки задрожали, но она не сдвинулась с места, продолжая заслонять собой брата.

В этот момент Марек, сидевший за её спиной, тихо прошептал:

– Прости, сестра… это я виноват…

Его голос был почти не слышен, но в комнате, где стояла Грила, звук прозвучал так ясно, словно был начертан в самом воздухе. Эти слова разорвали тишину, как треск хрупкого льда.

Грила замерла, её взгляд переместился на мальчика. Её жёлтые глаза сузились, и в них на мгновение промелькнуло нечто, похожее на раздумье. Она пристально смотрела на Марека, словно видела его душу, ощупывала её своим нечеловеческим зрением, впитывала каждый миг его страха и вины.

На миг в её облике появилось что-то мягкое, почти человеческое. Но этот момент прошёл так быстро, что дети едва успели его уловить.

Она снова посмотрела на Лию, и её лицо стало жестоким.

– Ты за ним не спрячешься, – сказала она похожи на тихий шёпот ножа, скользящего по льду голосом. – Ты знала, что сделала, и думала, что никто не увидит. Но я вижу.

С этими словами Грила подняла свой посох. Металлический крюк блеснул в свете огня, и воздух в комнате задрожал, словно наполняясь невидимой силой.

Тени в углах ожили и начали вытягиваться, как змеи, устремляясь к детям. У них не было чёткой формы, но угадывались лица, искажённые криком и страхом.

Пламя в камине потухло, и комната наполнилась звуками, напоминающими хруст ломающегося льда, а запах гари, смешанный с чем-то металлическим, стал ещё сильнее.

Лия закричала, но её голос потонул в гуле, который наполнил всё пространство. Тени замкнулись вокруг них, словно готовились поглотить детей, а Грила стояла неподвижно, наблюдая, как её воля становится реальностью.

Крик Лии прорезал густую тишину, как острый нож, но этот звук оказался недолгим. Её голос, полный ужаса и отчаяния, вдруг оборвался, заглушённый шепчущими тенями, которые сомкнулись вокруг неё. Тени, извивающиеся, как живые змеи, обвили её тело, покрывая его плотным, чёрным коконом. Лия сопротивлялась, но её движения становились всё слабее, как у птицы, запутавшейся в сетях.