Улицы Валдмора были хаотичным лабиринтом, сплетённым из грубого камня и костей, причудливые узоры которых напоминали трещины на высохшей коже. Каждый дом, каждая башня, построенные из этих материалов, излучали холодную, неподвижную враждебность. Двери здесь были широкими, словно пасти, а окна – узкими и длинными, как прорези глаз у давно умерших существ.

Тени в Валдморе были живыми. Они ползли по стенам зданий, извиваясь, как змеящиеся линии на потрескавшемся стекле, и порой их движения были настолько быстрыми, что казались плодом воображения. Но тени здесь были настоящими. Они жили своей собственной жизнью, не имея ничего общего с фигурами, отбрасывающими их.

Из углов, щелей, из глубины расколотого камня доносился тихий шёпот. Он был едва различим, словно звук далёкого ветра, проходящего через пустынный каньон, но стоило остановиться, чтобы прислушаться, и шёпот становился яснее. Это были голоса, шепчущие бессмысленные слова, фразы, рваные и бессвязные, как воспоминания умирающих.

Воздух Валдмора звенел от этого гула, и в нём витал запах, проникающий в сознание: это был аромат железа, разогретого до красна, смешанный с горечью пепла и еле заметной сладостью, напоминающей сгнившие фрукты. Этот запах обволакивал, въедался в лёгкие, от него кружилась голова, и даже камни на мостовой, казалось, пропитались этим ядовитым ароматом.

Никто в Валдморе не улыбался, но каждый ждал. Это ожидание было осязаемым, как густой дым, который стелился над городом, заполняя каждую улочку, каждый мрачный переулок. Оно было тягучим и тревожным, как вязкая тьма, которую нельзя разогнать даже огнём.

В этот вечер жители Валдмора чувствовали приближение события, которое здесь называли Пиршеством Тьмы. Это не было праздником в привычном смысле слова, здесь не было места радости или свету. Это был акт очищения и насыщения, когда тьма поглощала тех, кто был ею прокормлен, но недостаточно силён, чтобы выжить.

На главных улицах, расширенных и вымощенных массивными плитами, громоздились высокие кованые ворота, ведущие на центральную площадь. Площадь Валдмора, окружённая монолитными башнями, казалась бездной, готовой поглотить всех, кто окажется достаточно смелым или глупым, чтобы ступить на её острые камни.

Слабый свет кровавых огней играл на стенах зданий, подкрашивая их бордовой дымкой. В воздухе повисла тишина, но это была не мирная тишина, а тишина, от которой замирало сердце. Каждый камень, каждый дом, каждый изгиб улицы казались наполненными этой тревожной пустотой, как набухший перед бурей воздух.

Горожане, существа, живущие в Валдморе, высыпали на улицы, но не для общения или встреч. Они двигались в одиночестве, их лица, укрытые капюшонами, были скрыты, но их фигуры излучали напряжение. Их движения были неторопливыми, но в каждом жесте ощущалась цель.

Они шли, медленно, но настойчиво, к площади. Их силуэты смешивались с тенями, и порой было сложно различить, где заканчивается живое тело и начинается его отражение.

В этот момент Валдмор жил. Каждый дом, каждое здание и каждая тень были его частью, как кровь, текущая по жилам. Огонь, вырывающийся из трещин, освещал не только поверхность города, но и души его обитателей, показывая их истинную природу: жестокую, лишённую света, но не лишённую жизни.

Когда на горизонте раздался первый глубокий гул, подобный раскатам подземного грома, Валдмор замер. Тишина стала ещё гуще, воздух наполнился ожиданием, пропитанным ароматом горелого металла и старого пепла. Пиршество темноты начиналось.

В самом сердце Валдмора, возвышаясь над мрачными улицами, словно страж тьмы, стоял дом Грилы. Его стены, почерневшие от времени и магии, были собраны из материалов, которые не должны были существовать в мире смертных. Древесина, по которой будто струились невидимые тени, грубый камень, испещрённый узорами, напоминающими письмена древних демонов, и элементы, напоминающие обугленные кости, создавали облик, одновременно завораживающий и отталкивающий.