Я удивился спокойному тону, с которым он так просто признавал наш, возможно, смертельный приговор.

В правом коридоре, помимо электрического, пробивался еще какой-то посторонний свет и я молча побежал туда, как какое-нибудь глупое насекомое бежит на вожделенный свет фонарика.

Свет пробивался через грязное подвальное окошко у самой дальней стенки коридора. Окошко оказалось огромным, там пролез бы даже профессор Вятрович и еще пара сержантов ВСУ одновременно.

Мы со Стасом, не сговариваясь, в четыре руки и в один прием выломали вздорную деревянную раму окна и я первым выбрался наружу.

Пока Стас с кряхтеньем карабкался сзади, я оглядел школьный дворик, где мы оказались. Дворик был обнесен необычно высоким металлическим забором, по периметру которого торчали острые пики, чтоб, стало быть, не лазали всякие лишние люди. А сразу за забором, плотно примыкая к дворику, вздымалось высоченное, этажей в десять, здание без окон и дверей, скорее всего, старая станция городской АТС, которую до сих пор не разобрали за ненадобностью.

– Полезли? – Стас неопределенно взмахнул рукой и вдруг очень резво побежал к ржавой пожарной лестнице, присобаченной на какие-то еще более ржавые клинья к фасадной стене школы совсем рядом с нами.

Я бросил взгляд на забор вокруг школьного сада, который мне показался задачкой понадежней, но все же побежал за Стасом. Черт его знает, что он знает, подумалось мне.

Все пять этажей фасада школы мы преодолели, видимо, на старом адреналине, но когда мы потом разлеглись на неровной от вспученного рубероида горячей крыше, дрожа от нервного напряжения и осторожно вглядываясь вниз, в заполненный кустами и людьми в камуфляже школьный дворик, я вдруг понял, что больше не смогу сделать ни шага от внезапно нахлынувшей на меня смертельной усталости. Болели все мышцы, все суставы и вся моя несчастная и потому тупая голова.

Мы обреченными ленивыми тюленями лежали на самом краю еще теплой от дневного солнца крыши школы и осторожно глазели вниз, стараясь особо не отсвечивать на фоне неба для тех, кто находился внизу.

Те, кто был внизу, иногда бросали небрежные взгляды наверх, но потом большая часть этих людей в камуфляже все ж таки полезла, преследуя нас, через высокий забор – видимо, убежденная, что только последний идиот не воспользуется возможностью свалить от смертельной опасности как можно дальше.

Вариант, что последний идиот, напротив, полезет вверх по страшненькому фасаду и ржавой лестнице куда-то в неизвестность, а потом еще залезет на крышу этой самой опасности и будет там лежать, дрожа от страха и усталости, вменяемыми людьми внизу по счастью не рассматривался.

Ну, или эти вменяемые люди вообще не обратили внимания на ржавую пожарную лестницу, которая, честно говоря, больше была похожа на древний арт-объект, чем на реально функционирующий инструмент по доставке на крышу бывшей киевской школы дезертиров Восточного фронта.

Глава пятая

Этот сумасшедший день быстро заканчивался, над Киевом сгущалась темная августовская ночь. В который раз, глядя на город, я поразился странностям этой войны – некоторые районы города были абсолютно черны, там соблюдались все правила светомаскировки. Но вокруг нас также было полно районов, которые сияли ярчайшим светом рекламных экранов и уличных фонарей, а кое-где было видно даже лазерное шоу. Оттуда доносились энергичные возгласы и танцевальная музыка. Странные контрасты этой странной войны выглядели какой-то головоломкой, которую я должен был разгадать.

Наше здание освещено не было и понятно почему – раз школа использовалась как пункт передержки дезертиров и военкомат, подсвечивать ее для русских спутников и дронов было бы неразумно.