«Случай в Вишневом» Евгений Зубарев

«Случай в Вишневом»

Евгений Зубарев


Глава первая


– Попрошу ваши документы!

В тесном маршрутном микроавтобусе, следовавшем от самого Крещатика до самого Вишневого, народу было битком, но я зашел туда одним из первых пассажиров, поэтому умудрился сесть, пусть и в самом дальнем уголке старого грязного салона.

Но даже туда сейчас протиснулся грузный мужчина в камуфляже, зачем-то среди яркого солнечного дня направляя яркий светодиодный фонарик прямо в лица испуганным пассажирам.

– Попрошу всех предъявить документы! – надсаживаясь, громко кричал он по-русски, попутно небрежно отмахиваясь от женщин, которые составляли в нашем салоне явное большинство и которые его очевидно не интересовали.

– Тебе говорю, слышь, ты, жиденок! Документы давай показывай, шнель-шнель, хенде-хох! – сказал он мне, когда добрался до конца салона, нависнув сверху потным камуфляжным животом и буквально тыча холодным фонариком в мой нос.

Я сначала изумился и не поверил в услышанное своими ушами, а потом, когда поверил, вдруг завелся. Не знаю, почему, но меня взбесили его гнусные интонации, так явственно напоминавшие жуткие сюжеты из фильмов про Вторую мировую войну, некоторые из которых я смотрел целиком и даже пересматривал, хотя и не был большим поклонником подобной кинематографии. Родители смотрели, а мне, покуда маленький, деваться было некуда.

– Жиденок? Какой я тебе жиденок, ты, мразь, ты скотина нацистская! Убери от меня свои грязные фашистские руки, ты, фашист! – чужим голосом вдруг выкрикнул я свое внутреннее, сердитое, прямо в ненавистный камуфляжный живот и потом гордо отвернулся к мутному грязному окну, заодно показав всем присутствующим свой красивый римский профиль.

– Ой, посмотрите все на это жидовское говно, оно обиделось, – вроде как искренне удивился мужик на всю маршрутку и в мутном отражении стекла я увидел, как он странно дрогнул широкими плечами.

Я снова повернулся к нему, чтобы достойно парировать этот его словесный вздор, когда четкий, отлично поставленный удар опрокинул меня на грязный пол маршрутки.

Я не потерял сознание, но услышал звон в ушах, а потом жуткая, режущая боль разорвала меня снизу доверху. Как минимум потерян зуб, а, возможно, даже треснула челюсть.

– Документы достал быстро, морда твоя сраная, еврейская! – донеслось до меня откуда-то сверху и сквозь размытые, невнятно подрагивавшие ресницы я разглядел прямо возле своего лица дорогие армейские ботинки с логотипом Kampfstiefel.

«Модные прочные ботинки, гуманитарная помощь страдающему украинскому народу», вдруг явственно услышал я телевизионную цитату CNN или BBC в каком-то странном, горячечном бреду.

Снизу мужик в камуфляже показался мне огромным великаном и я осознал, что не должен сопротивляться. Но все-таки осмелился возразить, осторожно двигая челюстью:

– Не имеете права бить… Я свободный человек из свободной страны! Я из Израиля! Ваш президент Зеленский тоже еврей, он узнает об этом произволе сегодня же! Я блогер!

Мужик не ответил, а наклонился к самому полу, где я разлегся, и принялся непринужденно рыться в тесных карманах моей новенькой джинсовой куртки.

Он не сразу нашел мой израильский паспорт, но когда нашел, стало видно, как изменилось его лицо. Оно из алчного, красного и пятнистого стало скучным, серым и страдальческим.

– А хрена ты лысого со мной по-русски разговаривал, гнида?! – возмущенно заорал он.

Рассказывать ему, почему мои родители уехали из позднего СССР и зачем устроились потом жить именно в Израиле, мне показалось излишним. Как и объяснять, почему я научен русскому языку наряду с ивритом. Объяснять этому унылому питекантропу что-либо вообще казалось плохой идеей, поэтому я просто поднял правую руку и показал ему свой испачканный в грязи средний палец.

– Педик вонючий! Только время с тобой потерял! – укоризненно выкрикнул он в ответ, кидая мой паспорт на грязный пол со мною рядом.

Прошло несколько минут, пока этот мерзкий нацик и его соратники покидали маршрутку, и только потом она резко тронулась с места. В микроавтобусе осталось человек двадцать, но никто не возмущался очевидным произволом, все молчали и, похоже, размышляли о своем.

Мне даже никто не помог подняться с пола и я сделал это самостоятельно. Хорошо, хоть не заняли сиденье, пока я валялся на полу, вдруг дошло до меня.

Стало ясно, что только израильский паспорт может здесь, в Киеве, спасти мою жизнь и я бережно засунул синий паспорт во внутренний карман своей джинсовой куртки, буквально где-то рядом с сердцем.

Там же, рядом с сердцем, лежал мой недавно обновленный по случаю совершеннолетия русский паспорт, но теперь было очевидно, что здесь его никому показывать не следует. Во имя демократии, прав человека, а также во имя противостояния всеобщему глобальному потеплению климата.


– Эй, ухилянт! Вишнево! Твоя остановка! Вылазь да давай бегом до дома, пока тут чисто!

Водитель маршрутки, немолодой грузный мужчина, наполовину высунулся в салон из своего кресла, поторапливая меня, а потом еще радостно загоготал в конце своей короткой речи. Так ему все это было нестерпимо смешно.

Я подхватил свой рюкзак и осторожно пробрался к выходу.

– Не ударься головой, – заботливо предупредил меня водитель, но я все равно ударился макушкой об низкий потолок над дверью и тут же резкая боль отозвалась в челюсти.

Я с глухим стоном выбрался наружу – прямо в руки трех рослых мужчин в военной форме, стоящих в ожидании прямо у обочины.

Маршрутка, взвизгнув шинами, рванула с места. Мне показалось, что я услышал хохот водителя из салона.

– Лейтенант Василенко. Ваши документы! – донеслось до меня.

Я взглянул на очередной военный патруль повнимательней. Мужчины, стоявшие передо мной в ряд на пыльной обочине, явно были навеселе. Они вразнобой покачивались, то соприкасаясь широкими плечами, то расходясь друг от друга на целый корпус, и тогда они полностью перегораживали узкий пешеходный тротуар, по которому иногда пытались проскочить редкие и пугливые пешеходы. Судя по антуражу, пешеходами в этом районе Киева были исключительно женщины.

– Документы! – уже с нажимом повторил все тот же лейтенант и я аккуратно выудил израильский паспорт из внутреннего кармана куртки, прижав российский паспорт другой рукой, чтоб случайно сдуру не вывалился.

Пока лейтенант без всякого видимого почтения листал мой израильский паспорт, один из его приятелей, в очередной раз неловко покачнувшись, громко сказал:

– Семен, он что-то прятал у себя за пазухой! Прижимал левой клешней, я точно видел!

Семен строго взглянул на меня, потом еще строже на приятеля, и спросил, похлопывая паспортом по ладони:

– С какой целью прибыли в Киев из Израиля?

– Я волонтер, помогаю собирать донаты для ВСУ. Еще я блогер, рассказываю всему миру о страданиях украинского народа, – сообщил я практически искренне.

– Ах он блогер, тварина! Пишет, стало быть, про наши страдания! А потом донаты собирает, мразь! Наживается, значит, на наших страданиях! На, получай, сука! – вдруг бешено заорал приятель Семена и влепил мне с правой руки такую пощечину, от которой у меня подкосились ноги и я покорно упал на пыльную обочину.

Очнулся я от резкой боли в челюсти. Открыв глаза, я увидел перед собой дорогие армейские ботинки с логотипом Kampfstiefel. Носок ботинка больно тыкал меня в челюсть.

– Вставай, мразь, вставай, русский шпион! Попался, гнида!

Меня стали больно хлестать по щекам чем-то красным, пока я не осознал, что это мой новенький российский паспорт.

Господи, какой же я идиот, подумал я, вдруг осознав всю необычайную глубину своего идиотизма. Как можно было так тупо влипнуть, зачем я вообще взял с собой эту дурацкую красную книжицу, да зачем она вообще мне сдалась, черт бы побрал родителей, которые вдруг на старости лет озаботились подтверждением моего российского гражданства. «Побываешь когда-нибудь на родине, это полезно для самообразования и самоидентификации», – помнится, сказал мне папа. «Поешь в Москве в ресторанах, там очень вкусно и недорого, а девочки образованные и симпатичные», – сказала мне мама.

Меня снова пнули в многострадальную челюсть прочным натовским ботинком и от резкой боли я сразу сел прямо на грязную обочину, неловко прикрывая серыми от пыли руками лицо.

– Так ты, значит, русский жид! – сказал мне Семен, наклоняясь к самому лицу. Он не спрашивал, он это утверждал.

– Иной русский жид не виноват в том, что он русский жид, – неожиданно для самого себя пошутил я, и снова получил ботинком в челюсть.

– Начитанный! – потом влепил мне очередную оплеуху приятель Семена и, схватив за руку, выкрутил ее и приподнял, чтобы поставить меня на ноги.

От резкой боли теперь уже в плече я встал. Мне страшно захотелось немедленно прекратить весь этот балаган, но я совершенно не понимал, что тут можно сделать. Было четкое ощущение, что я нахожусь в кошмарном сне, и я почти поверил в это. За те двадцать дней, что я пробыл в Киеве, со мной не случалось ничего подобного. Напротив, люди вокруг всегда были вежливо и демократичны настроены. Я только и слышал от собеседников, как хорошо и позитивно они все заживут, когда отбросят москалей к историческим границам и истребуют с России репарации в полном объеме. Правда, все эти беседы проходили в центре Киева, в пресс-центрах дорогих отелей и апартаментов.