Я сочувственно кивнул и он снова продолжил:

– Так скажите – вам нос не измеряли? Линейкой? Там, на улице, среди них был какой-то странный человек, они его называли – профессор. Он был с линейкой. Вы ведь тоже еврей, верно?

Я кивнул еще раз и объяснил:

– Мне они ничего не измеряли, мне сразу по морде дали. А потом сюда.

– А за что по морде?

– За то, что я русский шпион. Ну, как и вы.

Он вдруг нахмурился, дернул головой так, что с нее едва не слетела шляпа, отодвинулся от меня как можно дальше, на самый краешек свой парты и затих там, по-прежнему нервно дергаясь и поглядывая на дверь.

Я тоже отвернулся от него и стал смотреть в окно. Солнечный июльский день был в самом разгаре, но никаких звуков с улицы не доносилось.

В голове светлым зайчиком пробежала странная мысль, что про все это я уже где-то читал или даже видел. Про линейку и нос – так абсолютно точно. В какой-то пьесе.

Я некоторое время смотрел на насупленного художника, потом на его нервно дергающий длинный нос, а потом вдруг вспомнил: Arthur Miller, «Incident at Vichy». Нам задавали это читать на внеклассном чтении в старшей школе в Нетании и я даже потом писал сочинение на эту пьесу, получив за него всего лишь «удовлетворительно», потому что пьеса показалась мне скучной и абсолютно несовременной – какое-то унылое фэнтези из прошлого века, не имеющее никакого отношения ни к современной ситуации, ни к будущей.

Потом мне вдруг показалось забавным, что я сейчас нахожусь в поселении Вишневое, в пяти минутах езды от городской черты Киева, и здесь тоже по какой-то странной причуде судьбы кому-то будут измерять нос линейкой.

– Эй, ты. Эй, чувак. Ты кто?

В мою спину аккуратно, но требовательно ткнули чем-то вроде ручки или карандаша.

Я обернулся.

На меня с любопытством смотрела пара черных глаз, принадлежащих молодому, лет двадцати двух, смуглому парню в грязном замасленном рабочем комбинезоне, надетом поверх еще более грязной футболки.

– Ты кто? – шепотом спросил меня он. В руках он держал массивную крестовую отвертку, которую под моим недоуменным взглядом убрал в нагрудный карман комбинезона.

– Я Миша. Михаил, – так же шепотом ответил я. – А ты кто?

– Я Стась, электромонтер. Они тебе что-нибудь сказали за мобилизацию? Мы с тобой вроде одногодки. Тебе же меньше двадцати пяти, верно? Мобилизуют ведь только тех, кто старше. Что они тебе сказали, что сейчас забреют или подождут немного?

– Меня, наверное, сейчас не забреют, – осторожно подбирая слова, ответил ему я.

– Почему это тебя не забреют? У тебя что, бронь? Так у меня тоже бронь, я на Южном машиностроительном работаю, но неофициально. Но эти камуфляжные сволочи сказали, что им пофиг на любую бронь, хоть бы даже я в американском посольстве бы работал. А что у тебя за бронь такая, особая, что они тебя не забреют?

Я помолчал немного, размышляя, нужно ли это говорить, но потом все же объяснился:

– Меня на ваш Восточный фронт не мобилизуют, наверное. Потому что я русский шпион. У меня русский паспорт в кармане нашли, понимаешь?

Он с недоверием посмотрел на меня.

– Русский паспорт сейчас в Киеве у каждого второго есть, нашел, чем удивить. Ты что, Миша, дурак? Ты что, русский паспорт с собой на улице носишь? У всех нормальных людей он под половицами спрятан. Ну, или в бачке унитаза. Даже у этих вояк, – он показал глазами на запертую дверь.

Я тяжело вздохнул и ничего не ответил. Не признаваться же каждому встречному, что я действительно дурак.

– А украинский паспорт у тебя какой? Заграничный паспорт у тебя есть или отобрали? – снова начал допытываться он.

– У меня нет украинского паспорта. Я не гражданин Украины. Но у меня есть еще израильский паспорт, я гражданин Израиля, – ответил я.